Отдохновение миссис Мэшем - [10]

Остаток недели целиком заполнили задачники, нагоняи и выволочки, и линейка мисс Браун выстреливала вперед, будто жабий язык, уловляющий муху. Она изобрела также несколько новых пыток. Одна состояла в том, что каждый день после полудня Марии надлежало проводить по два часа в постели при полуспущенных шторах и без какого бы то ни было чтения, – для пользы здоровья. Это называлось «отдохнуть». Другая – в том, что стоило мисс Браун объявить траву сырой, а делала она это неукоснительно, как Марии приходилось напяливать здоровенные футбольные бутсы, купленные викарием уже ношенными на дешевой благотворительной распродаже. Бутсы были Марии велики, она чувствовала себя в них смешной, и когда по воскресеньям приходилось надевать их в церковь, она всякий раз испытывала желание, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Мисс Браун знала, насколько дети консервативны в отношении одежды, до чего они боятся выглядеть не такими, как все, – вот она и изобрела эту пытку, искусно использующую стеснительность Марии. Мария же, ковыляя по церковному проходу, чувствовала, что мальчишки-хористы считают ее слишком бедной, чтобы купить порядочную обувь, – и об этом мисс Браун знала тоже.

Земляники к чаю больше не подавали.

И все равно Мария совершенно не чувствовала себя несчастной. У нее была теперь собственная тайная жизнь, она размышляла о том, как ей завоевать доверие лиллипутов, а по ночам часами читала под одеялом, освещая книгу электрическим фонариком Стряпухи. Профессор любезно ссудил ей первое издание «Путешествий Гулливера» вместе со словарем, и Мария учила язык. Лицо ее приобрело отсутствующее выражение, выражение внутреннего довольства, доводившее гувернантку до исступления. В понедельник между ними разыгрался скандал на тему о Неблагодарности, в ходе которого мисс Браун сообщила Марии, что детская неблагодарность жалит злее укуса змей, и в итоге слегла с очередной мигренью – раньше, чем ожидалось.

На следующее утро Мария помчалась к озеру. По пути она заскочила в домик Профессора, – забрать кое-что, купленное им для нее по секретному соглашению, достигнутому при посредничестве Стряпухи.

Колючие заросли в том месте, где она уже проходила, снова переплелись, пришлось опять пробиваться, и скоро Мария с ухающим сердцем уже стояла в самом центре пустой беседки.

– Глоног, – произнесла она, украдкой справившись с клочком бумаги, хоть и твердила эту фразу с ночи, – люмоз Кельмин пессо мес?

Мария повторила это три раза, громко и неуверенно, надеясь, что фраза построена верно. (Предположительно она означала: «Прошу вас, не дадите ли вы клятву сохранять со мной мир?»)

Почти без промедления сквозь дверцу в одной из колонн вытолкнули человечка в ветхой одежде. Вид у него был решительный и взволнованный – такой, словно он не сомневался, что ему предстоит умереть за свою страну.

– Глоног, – выкрикнул человечек пронзительно и тонко, как крикнула бы и ты, доведись тебе приветствовать существо, в тричетыре раза превосходящее высотою твой дом, – адвантоз!

Мария торопливо вытащила позаимствованный у Профессора словарь и начала было искать «глоног», но сообразила, что уже произнесла это слово сама. Ну что же, подумала она, если он начинает с «прошу вас», значит все не так уж и плохо. И Мария принялась отыскивать «адвантоз», и очень скоро отыскала: «Адвантинтимми, гл. неправильн., непереходн., Уходить, Убираться, Устраняться».

– Ах ты мерзкий поросенок, – закричала она. – С какой стати я должна убираться с моего собственного острова?

Человечек побледнел, но ответил ей твердо и на хорошем английском:

– Сей Остров принадлежал нам, Мадам, Ваша Честь, Мисс, на Протяжении без малого тридцати сотен Лун.

– Меня не интересует, принадлежал он вам или нет. Этот остров построил мой предок, Первый Герцог. Так говорилось в книге из библиотеки, которую теперь продали.

– Действительно, – сказал человечек, лицо которого на полсекунды приобрело заинтересованное выражение (это был полноватый мужчина средних лет, и одень его поприличнее, он мог бы сойти за адвоката или члена парламента). – Происхождение столь огромного Сооружения давно уже составляло для наших Мудрецов Предмет глубоких Размышлений.

– Да ты же говоришь по-английски!

– Английский Язык стал нашим вторым Языком, Мадам, со Времени Изгнания при Капитане Джоне Бидле.

– Значит и та женщина тоже понимала…

Тут разговор их прервал трехдюймовый мальчонка, также вытолкнутый из колонны и подбежавший к посланнику лиллипутов с каким-то экстренным сообщением. Они коротко пошептались, и мальчик удалился исполненной достоинства поступью, – впрочем, надолго его не хватило, ибо когда до двери осталось лишь несколько шагов, он ударился в паническое бегство.

– Коротко говоря, Мадам, – холодно промолвил посол лиллипутов, которому, похоже, посоветовали поменьше трепаться с великанами, – мои Соплеменники поручили мне попросить, чтобы вы оказали нам Услугу и без Промедления покинули сии многострадальные Земли.

– Ну хорошо, – сказала Мария. – Я понимаю. Вы, пожалуйста, не пугайтесь, мне придется сделать несколько движений. Я хочу сесть.

Она осторожно опустилась на нижнюю ступеньку и оперлась локтем на верхнюю, так что голова ее оказалась достаточно близко к голове посланника, избавляя его от необходимости кричать. Посланник отшатнулся.