Отчий дом - [244]
Вооруженное восстание кончилось, и началась расправа карательных экспедиций, которые не утруждали себя разбором правых и виноватых…
Так печально кончился первый опыт социальной революции большевиков.
После Нового года Павел Николаевич получил из Москвы письмо от Наташи. Она писала, что Петр убит во время восстания: он командовал эскадроном и при взятии одной из баррикад был тяжело ранен и на другой день скончался, не приходя в сознание.
Павел Николаевич все-таки всплакнул потихоньку: когда-то любимый сын!
От Леночки он скрыл это письмо, но сам частенько его перечитывал и впадал в печальные размышления:
— Брат Митя погиб на одной стороне, родной сын — на другой… Что-то жизнь готовит для последнего в роде Кудышевых, для Женьки?
Павлу же Николаевичу жизнь не давала опомниться: приближались выборы в Первую Государственную думу[645], куда он тайно мечтал пройти… Некогда горевать и даже некогда отдыхать.
Как бы то ни было, а парламент завоеван. Пусть это парламент ублюдочный, но…
— Но мы еще повоюем!
Если обе столицы и крупные центры пережили хотя и сильно укороченный «медовый месяц» конституции, то необъятная провинция не испытала и этой мимолетной радости. Там конституция началась прямо с крутых расправ над «незыблемыми основами» дарованных царем свобод…
Конечно, в глухих местах провинции у жителей среднего просвещения получилось очень превратное суждение о благах конституции. Так было, например, в Алатыре:
— Черт с ней, с этой проклятой конституцией! Чтоб ей лопнуть, окаянной! — кричали на всех перекрестках улиц после скандала с надзирателем, окончившегося убийством ни в чем не повинного мальчика.
Почесывали в затылках и наши знакомые купцы Тыркин и Ананькин, на торговом деле которых и революция, и конституция отразились только огромными убытками.
Даже такой инстинктивный либерал, издавна тяготевший к передовым идеям, каким был капитан «Стрелы» Ваня Ананькин, после того как высидел три месяца под арестом за участие в «алатырской демонстрации», сопровождавшейся обезоружением полицейского надзирателя, потерял аппетит к свободам:
— А ну ее, эту конституцию, ко псу под хвост!
Конституционная партия Симбирской губернии, над организацией которой так много потрудился Павел Николаевич, и, казалось, с таким успехом, тоже дала трещину по самой середине. Она раскололась на левую и правую. Правая заподозрила левую в тайном республиканизме и начала постройку новой партии «октябристов»[646], которые не прочь были получить парламент, но при полном сохранении самодержавия.
Павел Николаевич, оставшийся лидером левой половины, лез из кожи вон, чтобы склеить трещину и доказать, что «нельзя совместить несовместимое», но даже в прежних друзьях и единомышленниках встречал отпор.
У обеих сторон были свои доводы весьма существенного характера, и потому споры не приводили ни к каким результатам.
— Кто создал Великую Российскую Империю? Монархия. Если бы царь Иван Грозный не взял в кулак боярство и превратил бы боярскую думу из совещательной в парламентарную, Великой России не было бы. Если бы Петр Великий вздумал устроить парламент, то есть вашу конституцию, Россию давно бы сожрали иноземцы. Нужна была самодержавная палка. В России 35 процентов всяких инородцев. Они вам покажут теперь конституцию! Нет, нет, Павел Николаевич! Ваша конституция имеет скрытое намерение превратиться в республику… Кто сказал «а», тот непременно должен будет сказать и «б», а для Российской империи республика — гибель, ибо тогда империю развалят и поделят соседи, давно мечтающие свалить вместе с самодержавием и самую Россию!
— Вы просто испуганы громом московских пушек! Кто же толкнул Россию в омут революции, как не ваше самодержавие? Кто создал врагов на всех окраинах, из всех иноплеменников? Кто развил центробежные силы… Я говорю о Польше, Финляндии, Кавказе, Малороссии, о еврействе… Я ничего не имел бы и против самодержавной монархии, если бы мы нашли для управления великой страной великого человека… Ну, своего царя Соломона[647]! Но Соломоны-то ведь остались только в Библии. Для самодержца одной шестой земного шара потребуется гигант всех добродетелей: великий ум, великая сила воли, великая прозорливость и великое благородство души и сердца. Ну где вы по нашим временам обретете такой клад? А ведь иначе — опять сказка про белого бычка! Опять вместо самодержавия — многодержавие и произвол, да произвол не одного самодержца, а многих! Сохрани нас, Господи, от этой сказки про белого бычка! Возьмите эту дурацкую Японскую войну! Ведь при неограниченной монархии мы не будем гарантированы от новых авантюр подобного характера, а ведь эта авантюра из великого и могущественного великана сделала политическое и военное ничтожество! Хорошо, если сядет на престол Соломон, ну а если вместо него — человечек среднего достоинства и добродетелей, у которого на дню семь пятниц и вместо мудрости — одни настроения, пусть даже весьма патриотического свойства. Ведь такой человек под воздействием настроения, которое легко создается льстецами и прохвостами, может в единую минуту, как ребенок капризный, своим подвигом разрушить то, над чем трудились люди в течение столетий! А кроме того, есть еще неизбежный исторический закон. При известных исторических условиях все страны вынуждаются этим законом к изменению форм государственного управления. Почему мы, Россия, должны возвратиться к временам Ивана Грозного? Вот тоже — крестьянский вопрос! В течение двух царствований никакого внимания в эту сторону, а ведь мы сидим на бочке с порохом! Нас ожидает вторичное пришествие Стеньки Разина… Самодержавие все время рубит тот сук, на котором само же сидит!
«Юность» носит отчасти автобиографический характер.Начало романа — юность героя, его первые переживания, учение, его первая любовь к белокурой Зое. Всё это, видимо, списано с натуры. Романтика переживания сочетается у Чирикова с чувством юмора, ирония, часто над самим собой, типична для повествовательной его манеры. Автобиографична и та часть романа, где описывается жизнь в тюрьме. Тут сказывается опыт политического «преступника», испытавшего все фазы тюремного сидения, допросы жандармов, а также всю «романтику» заключения, которое, как это ни странно, становится даже привлекательным в воспоминаниях почти всех, подвергшихся в свое время политическим преследованиям в эпоху царской охранки.
Первое научно подготовленное издание одного из замечательных писателей русского Серебряного века. Почти все произведения, включенные в сборник, с момента их первоначальной прижизненной публикации никогда более не воспроизводились.Роман «Зверь из бездны» печатается в России впервые.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.