Отчаянная - [3]
Лейтенант легонько подтолкнул его в спину.
— Ладно, пошли, товарищ хирург! Пашка съежился, устало переставляя ноги, поплелся за командиром.
3
Аня не спала. Ей все еще чудился запах крови, рука в красных лоскутках разорванных мышц с множеством костных осколков, бледное лицо парня и нетерпеливое ожидание солдат.
Первое и какое тяжелое испытание! Рядом, через проход, тонко посвистывал носом командир роты. У самых дверей, подложив под голову автомат, спал его связной. Спят! А может, просто притворяются? Пусть, не донимают вопросами — и ладно. Не хочется думать, но думы как-то сами собой вплетаются одна в другую, образуя длинную вереницу из далеких и близких воспоминаний, из пережитого в недавние дни.
Нескладно началось детство. Отца она не помнит. Мать говорила, что он умер скоропостижно от разрыва сердца. Сохранилась одна-единственная пожелтевшая фотография, где отец был снят в красноармейской форме с шашкой на боку. Но почему-то мать не любила показывать эту помятую и пожелтевшую карточку. И хотя маленькая Аня верила, что у нее был отец, но скупые объяснения матери выслушивала недоверчиво, с сомнением. Уж слишком часто в ту пору менялись мамины знакомые. И как ни странно, почти все они приходили пьяные, пили с мамой, кричали непонятные песни и, самое главное, дразнили Аню, называли волчонком. Мало-помалу она действительно стала волчонком. Смотрела на них исподлобья, на вопросы не отвечала, конфет не брала.
Мать почти никогда не ласкала дочь, разве только в пьяном бреду обнимет костлявыми руками за шею, дохнет винным перегаром:
— Горюшко мое непутевое! — И громко, по-мужицки чмокнет в щеку мокрыми холодными губами.
Утром с больной головой, с отвисшими синеватыми мешками под глазами она уходила на работу, оставляя дочь в нетопленой квартире. Аня развлекалась, как умела, а чаще сидела у окна и смотрела на прохожих.
О чем она думала в ту пору, какие мысли посещали ее головку… Так и росла среди барачных стен, обляпанных дешевыми пестрыми обоями, без ласки, без развлечений. Только книги помогали ей забывать о пьяной матери, о ее пьяных гостях.
Шло время. Мать старела, дочь вступила в раннюю юность. Мужчины заходили редко и то, чтобы занять денег. Анна смотрела на них уже не с прежней злостью волчонка, а с нескрываемой ненавистью и презрением. Этот взгляд принесла она и в школу. Любила подолгу глядеть в глаза учителя, пока тот не отворачивался или просто не обрывал ее;
— Киреева! Я вам не железо, а вы не сверло!
Так и прозвали ее в школе: «Сверло».
С годами «Сверло» переиначилось на «Странную», да так и осталось.
Однажды на школьном вечере она пошла танцевать с красивым парнем. Анюта двигалась легко и уже с той грацией, которая появляется у зрелых девушек. Парню она, видно, понравилась. Он весь вечер танцевал только с ней. На следующий день она краешком уха уловила страшное, убийственное; «Дочка потаскухи». Плакала. Потом перестала. Душа словно застыла. Но после этого не стало подруг, не стало друзей. Мать казалась чужой, ненужной и грязной. Вступить в комсомол Аня отказалась наотрез, зная наперед, что и там будут спрашивать, чья она дочь.
Но вот позади десятилетка. Можно в институт, куда-нибудь подальше от матери, от знакомых, от злого, ненавистного городка. Выбрала медицинский. Началась война. Мысль об институте отпала. Пошла на фабрику к матери. Работала, училась на курсах медсестер. После разгрома фашистских войск на Волге не хотелось больше стоять у станка. Отпросилась на фронт. Направили работать в прифронтовой госпиталь. На душе немного полегчало. Ведь здесь уже нет знакомых, которые могли бы уколоть ее. Сознание, что она приносит пользу людям, облегчало душу.
Однажды (это было в начале сорок четвертого года) на госпиталь налетели фашистские бомбардировщики. В числе других ранило и Аню. Поправлялась долго, с мучительными операциями. Ухаживания молодого хирурга воспринимала как нечто обязывающее, как неизбежное. Но после выздоровления попросилась в действующую часть. Ее просьбу удовлетворил тот же хирург. На прощание она одарила его колючим презрительно-уничтожающим взглядом, от которого он съежился и пролепетал:
— Ведь я люблю тебя.
Это была явная ложь. Аня ничего не ответила. Она не боялась фронта. Слишком изломана душа, чтобы бояться снарядов, пуль, смерти. Слишком много дум, чтобы замечать все это. Она уже знает, что «Странная» пришла в батальон вместе с ней, что ей, должно быть, никогда не избавиться от этого прозвища.
Пусть! Ей, Ане Киреевой, ничто не страшно! Разве только чья-нибудь любовь, подобная любви военного хирурга, спасшего ей жизнь, может принести новые неприятности, горе, страдания…
Тонко посвистывал носом лейтенант, сонно бормотал связной. Аня не спала. Она думала, думала.
4
Появление Ани в роте уязвило самолюбие Пашки. Новый санинструктор делала вид, что не замечает связного. Это еще больше бесило его, разжигало какое-то непонятное чувство: что-то среднее между неприязнью и желанием понравиться девушке, заинтересовать собой.
Но то, что делал Пашка, оставалось по-прежнему незамеченным и даже, как показалось ему, вызывало скрытое раздражение санинструктора или просто насмешку, хотя девушка смеялась очень редко и то как-то натянуто, не от души.
Повесть «Сто дней, сто ночей» посвящена героическому подвигу советского народа в годы Великой Отечественной войны.
Повесть «Девушки нашего полка» посвящена героическому подвигу советского народа в годы Великой Отечественной войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.