Отцеубийцы - [73]

Один из празднующих присел на землю рядом с ним, и Латерфольт сквозь хмель ощутил знакомый пряный запах.

– Латерф? – вопросительно воскликнул Нанья, и егермейстер рассмеялся, увидев, как странно выглядит на фоне черноволосых, приземистых и смуглых хиннов высокий и бледный бракадиец благородной крови. Тот в ответ ухмыльнулся и погрузился в облако сизого дыма. Лишь тогда до Латерфольта запоздало дошло, что это Рейнар явился к презираемым варварам со своей мадеммой.

Некоторые хинны прекратили петь и танцевать; на их лицах застыли стыд и тревога, как всегда перед высокими бракадийцами. Но Латерфольт не стал гнать Рейнара. Он взял у шамана рог с айрагом и молча протянул Истинному Королю под перешептывания на хиннском. Рейнар пристально смотрел на него поверх рога, не спеша принимать напиток. «Однажды я убью тебя», – все повторял про себя Латерфольт, пока рог дрожал в протянутой руке.

Наконец Рейнар взял рог и под устремленными на него взглядами сделал большой глоток, не поморщившись. Затем он повернулся к Латерфольту и положил ладонь ему на затылок. Песни смолкли.

– Ты брат мне, Латерфольт! – громко произнес Рейнар, глядя ему прямо в глаза. Латерфольт застыл, борясь с изумлением и желанием вырвать из тела эту изуродованную руку, которая когда-то едва не отправила его к праотцам.

Но хинны молчали. Хинны видели это иначе. Для них Бракадия наконец протянула Хинн-Гессеру руку как равному. Поэтому Латерфольт, превозмогая себя, повторил движение за Рейнаром. Правда, до затылка он бы не дотянулся, поэтому коснулся плеча, совсем близко к крепкой шее. «Одно движение, – подумалось ему, – и его кадык в моих пальцах, и Рейнар будет задыхаться, пока я не вырву ему гортань…»

– Здар, Истинный Король! – нерешительно выкрикнул кто-то из хиннов, и Латерфольт гневно обернулся, пытаясь увидеть, кто это сказал. Но пока он рыскал взглядом, Нанья подхватил:

– Здар, Латерф-Гессер!

– Здар, Латерф-Гессер, – эхом повторил Рейнар, сделал еще один глоток из рога и протянул его Латерфольту, склонив голову к самой груди. Латерфольт мешкал, но затянувшееся молчание, смолкшая музыка и нетерпеливые взгляды, обращенные к двум королям, белому и черному, подтолкнули его: он взял рог из рук Рейнара и отпил.

А затем айраг взял свое, погрузив его, Рейнара и всех остальных в свои чары. Это опьянение было отличным от пивного: движение превращало любые фигуры в размытые пятна, за которыми тянулся красивый радужный шлейф. Пение, стоны варганов и бой барабанов стали тягучими, тяжелыми, но эта тяжесть несла в пляс. Вынырнув на пару мгновений из опьянения, Латерфольт вдруг обнаружил, что танцует вместе с хиннами, а пьяный Рейнар, хохоча, неуклюже пытается повторять их движения.

Латерфольт и сам скорее скакал, чем танцевал: он никогда не пытался выучить хиннские пляски, как и хиннский язык. Все, что ему досталось от матери, – это внешность, и то размешанная в жидкой крови Лютобора, бракадийца до мозга костей, да своевольная ярость, которую он всю жизнь прятал за шутками. Вот и сейчас он танцевал перед заклятым врагом, безоружным, ничем не защищенным, вместо того чтобы при своих людях дать себе волю и избавиться от Рейнара навсегда… Он все пытался воззвать к своим фантазиям: представлял, как выбрасывает руку с кинжалом в сторону этой бычьей шеи, выкрикивая имена павших товарищей. Но раз за разом искренние попытки Рейнара повторить движения хиннского танца смешили его до слез, и образы растворялись в радужной мути.

Хинны запели песнь об одиноком соколе, искавшем наставника, чтобы тот помог ему стать драконом – властителем бескрайних равнин. Раз за разом повторявшийся припев завершали резкие крики, обозначавшие соколиный клекот. После черт знает какого по счету припева Рейнар вдруг замахал на хиннов руками:

– Дайте мне!

– Пусть, – отозвался Латерфольт на вопросительные взгляды своих людей, сам не поняв, о чем просил Рейнар. А герцог, набрав в грудь побольше воздуха, разразился неистовым высоким воплем, который перекрыл все и эхом повис над полем. От такого крика связки любого другого человека порвались бы, но Рейнар вопил снова и снова, пока у слушателей не зазвенело в ушах. Закончив, он перевел дыхание и с гордостью оглядел пораженные лица.

– Грифоний крик! – воскликнул Нанья. – Не зря тебя кличут грифоном Редриха!

«Псом Редриха», – поправил про себя Латерфольт, чувствуя, как действие айрага слабеет, а ему на смену приходит ревнивое раздражение. Но Рейнар подался вперед и схватил его за плечи:

– Хочу быть хинном! – Его дыхание было насквозь пьяным. – Ты, кретин, не понимаешь даже, какая судьба тебе досталась! Свобода! Простор! Никаких правил, никаких ублюдочных придворных, шепчущихся за спиной!

Латерфольт толкнул его, и Рейнар, не устояв на ногах, хохоча, как безумец, растянулся в траве, протягивая руку за очередным рогом. Таким Латерфольт его не то чтобы не видел, но даже не сумел бы вообразить. И это – будущий король Бракадии? Человек, пытавшийся его убить? Пленник, которого придется казнить, как только он исполнит то, что от него требуется?

Мысли мешались. Латерфольт сообразил, что безвольное тело Рейнара мешает танцевать его людям. Но возбужденные хинны уже забыли о королях. Рога с айрагом ходили по рукам, мужчины жадно целовали своих, а может, и чьих угодно женщин: у хиннов с брачными узами было попроще, чем у бракадийцев. Музыка почти потеряла знаменитый ритм, сотрясавший в былые времена пустоши, и превратилась в сплошной вязкий рык.