Отцеубийцы - [36]

– О, не прибедняйся, – засмеялся Хроуст, – как будто я не видел армию женщин, что ходит за тобой по пятам. И все они чистые бракадийки.

– Нет никакой армии! – Перед его внутренним взором некстати возник грифон, подхватывающий клювом легкое тело и швыряющее его на этот самый плац… Латерфольт залпом опорожнил пивную кружку и продолжил спокойнее: – С чего ты взял, что я ненавижу Шарку? Она хорошая. Добрая. Смелая. Наш ребенок тоже будет кьенгаром, настоящим кьенгаром Сироток! Я готовился к тому, что она будет хуже, когда мне о ней сообщили. В конце концов, шлюха Свортека…

Хроуст продолжал буравить его взглядом. Каждое слово Латерфольта было небрежно пущенной стрелой и пролетало мимо цели.

– Ты ее любишь? – спросил гетман с вернувшейся строгостью – и Латерфольт поспешно ответил:

– Конечно, люблю, Ян. Почти как тебя, ха-ха!

«Что тебе еще надо, а? Я не чувствую сопротивления, говоря это. Я не вру – хотя часто представляю себе, как было бы прекрасно, если бы мы с ней никогда не встречались. Она бы спряталась с беднягой Дэйном подальше от войны, ружей и клинков, жаждущих ее крови; а я бы продолжал строить свой «домик на дереве». Подонок Рейнар не появился бы верхом на своем петухе. Якуб, Йонотан, Керам, Микеш и все остальные не нашли бы смерти на этих вонючих стенах…»

– Раз так, обращайся с ней помягче. Это приказ.

– Я буду мягче, обещаю!

– Ты слишком много обещаешь. Не забывай, что ты тоже кьенгар, а говорят, на кьенгаров, что не держат обещаний, падает ужасное проклятье.

Латерфольт фыркнул и спрятал нос в кружке с пивом, всасывая остатки пены. Хроуст отвернулся, уставившись в усыпанное звездами небо. Без его взгляда с плеч словно сняли тяжелую кольчугу. Окошко по-прежнему ярко горело во тьме, несмотря на поздний час. Неужели она все еще не спит? Тарра там совсем с ума сошел?

– Мы отвыкли, – заговорил Хроуст. – Ты – от войны, я – от интриг и перешептываний за спиной. Брат Огнивец считает, что мы уже давно отомстили за смерть Хойи, и Хойя бы хотел, чтобы теперь мы обратились к миру. Присоединившийся к нам барон Марцел видит во мне своего должника. Кирш недоволен тем, что я попросил помощи у Аллурии и Волайны.

– Не только он.

– А ты?

– А что я? Аллурия, Бракадия, Волайна – для таких, как я, не меняется ничего.

– Кирш очень своевольный, ты знаешь его. Потому-то я не пустил его в Тавор к тебе: вы бы поубивали друг друга в первый же день.

– Да просто забери у него Морру, он угомонится и перестанет выдумывать…

Неожиданная мысль заставила Латерфольта осечься и снова метнуться взглядом к заветному окошку, которое никак не желало растворяться во тьме.

– А мне даже интересно, что она ему там поет. Потому-то я держу ее при себе. Наблюдаю за ними всеми: Киршем, Моррой… Рейнаром…

Точно так же, как сейчас он наблюдал за Латерфольтом, которого сотрясала крупная дрожь. При мысли о том, сколько времени он уже провел вдали от Шарки, становилось тяжело сделать выдох – и он весь раздулся, как испуганный зверь. На что намекает гетман? И если намекает, почему он так спокоен?..

– Я знаю, что Кирш может наделать глупостей, – продолжил Хроуст. – Как и Шарка. Пусть она верна нам, но она держит в себе Свортека, которого сам Редрих не сумел обуздать. Посмотрим, сдержатся ли они оба.

– Ян, – прошептал Латерфольт, поднимаясь на ноги, – Ян, что ты…

Он не договорил: пустая кружка ударилась о брусчатку, выскользнув из ослабевших пальцев. Латерфольт этого не заметил. Мгновение какая-то сила еще удерживала его рядом с Хроустом словно на поводке. Гетман наблюдал за сыном спокойно, будто такой реакции и ждал. Егермейстер сорвался, не сказав ни слова, и помчался обратно в замок, расталкивая людей на своем пути.

Пока он не скрылся в замке, до него долетал нестройный хор, ведомый густым басом Хроуста. Гетман решил поучить молодых песне, что уже тридцать лет вызывала в груди грифонов ужас:

Кто вы, воины богов,

Не ведающие жалости,

Стойкие пред алчностью,

Хранящие в сердце клятву?

Латерфольт переложил Тарру на пол: с лавки тот опасно свесился, рискуя сломать себе шею, когда вес тела увлечет его на пол. В подсвечниках догорали свечи. На столе рядом с листом бумаги, пером и прочими принадлежностями для письма стояли два недопитых пива, и на донышке одного из них Латерфольт нашел листики и стебельки. Уж в травах Лесной Пан разбирался неплохо, и храп Тарры подтвердил его догадки. Егермейстер выхватил у Тарры из ножен кинжал и бросился прочь из комнаты – в темницу, что была заперта на множество замков и должна была охраняться целой толпой стражи, чтобы этот изворотливый змей точно не ускользнул.

Но стражей в коридоре, ведущем к комнате Рейнара, не оказалось: один Кирш с обнаженным мечом в руке прилип к замочной скважине. Появления Латерфольта он не заметил: чтобы расслышать осторожные шаги егермейстера, не терявшие мягкости, даже когда он спешил, требовался охотничий слух. Кирш смотрел в скважину как завороженный, а Латерфольт с трудом сдерживался, чтобы не пуститься к нему бегом. Что он видит? Что они делают за этой дверью? Отрезать Киршу язык сейчас или позже, а может, не язык, а яйца, чтобы Морре было не за что держаться?