Отцеубийцы - [35]

– Ты выглядишь получше, – Хроуст мотнул головой, ловя взгляд Латерфольта.

– Чем кто? – Егермейстер чуть сдвинулся на бревне, чтобы голова гетмана не загораживала ему окно.

– Чем в тот день, когда ты отшвырнул лук и сбежал с места казни, а потом мы нашли тебя валяющимся в поле.

Сердце Латерфольта застучало быстрее: эту его выходку они с Хроустом не обсуждали, и он надеялся, что гетман о ней забудет. Но злости во взгляде Хроуста не было. За шестнадцать лет Латерфольт научился по одному только прищуру точно понимать, ждет ли его серьезная трепка или нравоучительный разговор. Кажется, сейчас был второй случай.

– Помнишь, когда тебе было одиннадцать, мы устроили соревнование среди вас, мальчишек и девчонок, чтобы отобрать лучших в отряд Жовнера?

– Как же забыть Жовнера…

При мысли о предыдущем егермейстере Латерфольт содрогнулся и заулыбался одновременно. Мало кто мог бы сравниться с этим старым пройдохой, который умудрялся никогда не просыхать, но при этом оставаться самым искусным следопытом и заставлять ходить на цыпочках всех, кроме Хроуста.

– Мой наставник. Много бы я дал, чтобы еще раз перекинуться с ним хотя бы словечком!

– А вот в тот день ты не горел желанием. – Хроуст, как всегда, мигом раскусил попытку Латерфольта увести разговор в другое русло.

«Ну ладно, Ян, давай выслушаем эту историю в семидесятый раз…»

– Жовнер хотел взять мелюзгу с нами, чтобы отбросить герцога Ольшана от Номчан. Бой предстоял несложный, а он как раз пополнил бы поредевшие ряды свежей кровью. Я ожидал твоего выхода. Среди всех детей, что мы подбирали, ты был самым способным, и как лучник, и как наездник. Ты даже умел читать и писать – а вот Жовнер не мог этим похвастаться. За тобой всегда ходили толпами другие дети, потому что ты, даром что не был на них похож, сумел завоевать их доверие. Конечно, я ждал тебя там. И ты… не появился. «Где же мой Вилем? – думал я. – Неужели не знает, какие надежды я на него возлагаю?» Жовнер отобрал тогда других юнцов: пару почти таких же способных, как ты, пару более-менее толковых и еще толпу совершенных тупиц, которые годились разве что вынимать яйца из-под куриц. Потом он отправился на поиски чего-то горячительного. О том, чтобы взять в отряд мальчишку-хинна, который не явился на его зов – а Жовнер, как ты помнишь, очень не любил иноземцев и лентяев! – теперь не могло быть и речи, и даже я не смог бы его уговорить. А тебя я нашел в лесу. Ты помогал детям помладше строить домик на дереве и клялся, что забыл об отборе, хотя я обсуждал его с тобой сто раз. Я решил, что ты трус и боишься битвы. Но спустя час моих криков и твоего плача мы выяснили, что ты боялся подвести меня в бою, опозориться передо мной…

– В первый и последний раз я ослушался тебя тогда, – тихо сказал Латерфольт, рассматривая свои сапоги, чтобы спрятаться от взгляда гетмана.

– Нет, не в первый. Видимо, не в последний.

Да, Хроуст часто вспоминал эту историю, но еще ни разу она не оканчивалась так. Не в последний… Неужели в его глазах Вилем теперь снова ненадежный мальчишка? Неужели мало того, что он сделал спустя пару недель после того неудачного отбора, когда последний сын Хроуста Ярж погиб при осаде Номчан, а сам Хроуст был ранен? В тот день, едва услышав новости, он, не раздумывая, не боясь последствий, увел чужую лошадь и с одним только луком, без кольчуги или шлема, бросился в свою первую битву, чтобы защитить гетмана, который потерял родного сына. Разве этого не достаточно, чтобы забыть о сопливом мальчишке, подобранном на пепелище, который так долго мялся и прятался, не в силах поверить, что великий человек нуждается в нем?!

Егермейстер кусал до крови губы, как всегда, когда обида накрывала его с головой. Боль отвлекала от слабого, ранимого Вилема и возвращала невозмутимого Латерфольта, способного обратить в шутку что угодно, даже унижение. В последнее время, впрочем, Вилем все чаще брал верх – но своим названым сыном Хроуст объявил Латерфольта, а не его, поэтому Вилем должен убраться ко всем чертям…

– Я всегда был и буду за тебя, Ян, – выдавил он, хотя распухшая губа мешала говорить. – Только за тебя! Я родился уже после казни Тартина Хойи, не знал его, как ты, не слышал его учения. Все, что я когда-либо делал, весь этот путь… Я никогда не стану тебе настоящим сыном, но ты заменил мне отца, а Катаржина – мать.

Хроуст остановил его, положив тяжелую руку на плечо:

– Я никогда в этом не сомневался, Вилем.

Латерфольт снова сжал зубами окровавленную губу, чтобы не разораться при звуке ненавистного имени.

– Я лишь хочу знать, что ты в порядке. Перестань отмахиваться от помощи! Говори со мной. Злись со мной! Скажи: ты ненавидишь Шарку?

Латерфольт в изумлении поднял голову. Строгость Хроуста сменилась отеческой обеспокоенностью или это огонь факелов исказил черты его лица, наполовину скрытого повязкой?

– Почему ты так думаешь?

– Так думают все, несмотря на то, что ты берешь ее в жены. И, поверь, сама она тоже это подозревает.

– Нет, я не… Что за чушь! – Внезапный переход к Шарке сбил обычно быстро соображающего Латерфольта с толку. – Она будет мне прекрасной женой! Да что там говорить, я никогда и надеяться не смел, что у меня будет жена-бракадийка!