Отбор для Слепого - [11]

И сейчас, вдалеке от него, мне не хватало ласки и тепла. Именно поэтому, а не из-за банальной жалости, я прикоснулась к Пророку. Мне было безумно стыдно за свой порыв! И я видела, понимала, он тоже был в шоке от моего поступка. Но если честно признаться, то я не жалела о том, что сделала. Наоборот, была бы у меня возможность, я бы безумно хотела прикоснуться именно к нему еще хотя бы разочек. Дикость, дикость, безумие какое-то! Почему подобных мыслей не возникало сегодня утром, когда еще во дворе завода я показывала особый прием выхода из захвата своим ученикам. И мне пришлость войти в физический контакт с каждым из тринадцати! А некоторых буквально хватать за разные части тела и по-нескольку раз! Но ведь и мысли о том, что передо мной представители противоположного пола, не возникло! Не дрогнуло сердце! Не бросило в жар! Не задрожали пальцы! Проснувшись от плача (по-другому не назовешь) собаки под боком, я поняла, что прижимаю к губам ту руку, которой трогала его щеку… И вовсе не потому, что так мне было удобнее лежать на продавленной, неприятно пахнущей, койке.

В комнате раздавался нестройный храп нескольких мужиков. В темноте разобрать, кто и где лежит и сколько человек сейчас находится в помещении, было нереально. Интересно, а Пророк тоже здесь? Или его Стригой уложил отдельно, в особой комнате для важных персон?

— Зверь, ты чего не спишь? — спросила шепотом прямо в мягкое, пахнущее почему-то молоком, ухо.

Он заскулил еще жалобнее. Перебудит всех, засранец!

— Может, тебе по твоим собачьим делишкам в кустики хочется? Так пошли, сходим вместе!

Небо было затянуто тонкими, словно кусочки прозрачной материи, облаками. Сквозь эти рваные, бегущие по небу, островки пробивалась круглая, словно блюдце, луна. Возле небольшой деревянной будки, служившей жителям бункера уборной, я посадила Зверя на землю, и он, тут же, не выбирая места, начал удовлетворять свои естественные потребности. Я тоже сходила в домик, помыла руки в старинном рукомойнике, установленном неподалеку.

— Ты чего не спишь? — в тени высокого раскидистого дерева метрах в пяти от меня стоял Давид.

— В туалет ходил. А ты?

— Дежурю. Смотри, тварюка сбежать собирается.

Я резко обернулась. Зверь осматривался и принюхивался, подняв по ветру свой маленький черный нос. Может, и вправду, пытается унюхать, где логово его семьи, куда направиться дальше? Но, покрутив головой по сторонам, щенок, поджал маленький хвостик и потопал в мою сторону. Давид присвистнул:

— Охренеть! Как ты это сделал?

Я пожала плечами. Ничего специального я делать и не собиралась. Он сам меня выбрал. А я его. Подхватив Зверя на руки, я уже собралась вернуться в бункер, как Давид окликнул:

— Слушай, Мастер! Так кажется тебя молодежь наша зовет? У меня к тебе просьба есть, личная. Ты при них-то меня так не опускай больше! Ну, мордой в землю! Зачем тебе враги?

— Ты мне угрожаешь?

— Ни в коем случае. Тем более, что у тебя такой покровитель теперь имеется.

— Какой покровитель? — я была удивлена и не понимала, на что он намекает.

— Ну, Пророк, какой же еще? Тебя позвал невесту себе выбирать. Меня не спросил даже, так выслушал — по стольку-поскольку, потому что рядом с ним оказался.

— А может, у вас с ним вкусы не совпадают?

— А у вас, значит, совпадают? И каковы же они, ваши вкусы? Твои-то понятны — мужиков предпочитаешь? А его?

Из тени, отбрасываемой навесом, небольшой крышей на подпорках, у самого входа в бункер донесся спокойный голос:

— Давид, ты забыл свое место. Надоело быть моим телохранителем? Я устрою так, что в штурмовую группу Жука попадешь, будешь зачищать непослушных. И чтобы ты уяснил и впредь не задавал подобных вопросов, я отвечу — мои вкусы не твоего ума дело. Твое дело — хорошо выполнять свою работу и открывать рот только тогда, когда я разрешу. Усек?

Давид был в ярости. Это чувствовалось — даже скрип сжавшихся зубов, казалось, слышен был. Но ему удалось сдержаться.

— Усек. Не надоело.

— Что?

— Не надоело, говорю быть твоим телохранителем. Подобного больше не повториться.

Я поняла, что лучше сейчас для меня потихоньку свалить в спальню, но проходя мимо Пророка, была остановлена его тихим, видимо, чтобы не слышал Давид, вопросом:

— Тебе не спится?

9. Когда не спится.

…Шум, крики, стоны, далекое стрекотание автомата, удары тяжелых кулаков и прикладов и чавканье то ли крови, то ли грязи под ногами. И где-то впереди, в комнате под кроватью (я знаю это, чувствую всей своей кожей, всем телом), сидит кто-то маленький, испуганный, безумно фонящий своей оранжевой аурой с красными вполохами страха. В пылу сражения мои бойцы не замечают его. Я наклоняюсь и вытаскиваю из укрытия мальчишку. Он дергается, пытается вырваться, орет на одной ноте.

— Заткнись, иначе пристрелю.

Ор обрывается тут же.

— Идешь за мной молча и след в след.

Выхожу из здания, простой прямоугольной типовой коробки, под дождь на улицу, оборачиваюсь к ребенку, послушно ковыляющему следом и вижу… не подсознательно, внутренним зрением, а по-настоящему, глазами, которых нет, вижу перед собой вовсе не ребенка, а уродливую тварь с оскаленной пастью, клыки, с которых на землю капает кровь… моя кровь. И просыпаюсь.