От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - [69]

С высоты сегодняшнего дня видно, что сухие строки стенограммы служат как бы зловещим предзнаменованием той катастрофы, которая случилась с Красной армией в июне 1941 года. Судьба Блюхера удивительно напоминает судьбу командующего Западным особым военным округом генерал-полковника Д. Г. Павлова. Немалая вина за неготовность Красной армии к отпору врагу лежала на самом Сталине, в частности из-за той нетерпимой атмосферы, которая сложилась в стране в результате репрессий. Именно в такой атмосфере, как ни парадоксально, пышным цветом процветало очковтирательство, безответственность и откровенное разгильдяйство, которые потом стоили больших жертв и преодолевались только благодаря героическим усилиям народа.

Непрерывный поиск «врагов народа» порождал недоверие высших инстанций к нижним и вызывал у подчиненных неуверенность в своих действиях. События на оз. Хасан показали, какую отрицательную роль в управлении войсками сыграли жесткая опека и прямая подмена командных инстанций в районе конфликта, происходившая по прямому указанию Москвы. В результате командиры действующих частей и соединений порой были вынуждены выполнять противоречивые и часто не вполне компетентные указания различных высоких начальников, не имевших полного представления о складывавшейся обстановке в районе боевых действий.

После хасанских событий японский генштаб был вынужден внести коррективы в разработанные ранее планы войны против СССР. В течение осени 1938 года был разработан новый вариант плана под кодовым наименованием «Хати-го» («Операция № 8»). Этот план был согласован с командованием Квантунской армии и предусматривал нанесение главного удара на западном направлении через Монголию с целью выхода к Байкалу.

Еще в 1932 году военный министр Японии генерал Араки Садао опубликовал брошюру «Задачи Японии в эру Сёва», в которой писал: «Мы считаем маньчжуро-монгольский вопрос важным потому, что, если мы не установим прочно своего престижа в Маньчжурии и Монголии, мы никак не сможем распространять великие идеалы, развивавшиеся на протяжении трехтысячелетней истории Японии. Япония не должна удовлетворяться только собственным расцветом, свои идеалы она должна распространять по всему Дальнему Востоку и далее по всему миру»[415].

Это было идеологическим обоснованием военных планов японского руководства. Но были и соображения чисто практического свойства.

В первую очередь нужно было проверить действенность нового варианта оперативно-стратегического плана войны против СССР, снова испытать боеспособность Красной армии, а также готовность советского правительства выполнить свои обязательства по договору, заключенному с МНР 12 марта 1936 года. Первоочередной задачей также было угрозой силой заставить СССР отказаться от помощи Китаю и таким образом лишить Чан Кайши поддержки и склонить его к капитуляции.

С захватом японцами Маньчжурии в правящих кругах Японии появилась идея создания «буферных зон» в пределах Внутренней Монголии и северного Китая. Японское руководство всячески поощряло разного рода сепаратистские движения Монголии, официально считавшейся составной частью Китая. В то же время японский генштаб считал, что территория МНР используется силами китайского сопротивления для партизанской борьбы в Маньчжурии[416], и намеревался положить этому конец.

После того, как в 1936 году основные силы китайской Красной армии совершили переход из юго-восточных провинций Китая в районы, граничащие с МНР (так называемый Особый район), захват Монголии стал рассматриваться в японском генштабе также как стратегическая операция, направленная на разрыв коммуникаций между Особым районом и СССР и в конечном итоге – на уничтожение вооруженных сил китайской компартии.

Кроме этого, после событий на оз. Хасан японскому генштабу нужная была «маленькая победоносная война», чтобы поднять в глазах западных держав престиж Японии и, в частности, создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией и США[417].

Но у японского руководства была еще одна, возможно, самая главная цель. Япония начиная с лета 1938 года вела активные переговоры о заключении военного союза с Германией и Италией. Как раз в это время среди влиятельных кругов германского руководства стали нарастать весьма скептические настроения относительно военных возможностей своего дальневосточного союзника. С другой стороны, наметилось желание влиятельных кругов Берлина пойти на примирение с СССР даже в ущерб Антикоминтерновскому пакту и союзническим отношениям с Японией, которая «доказала свое бессилие в Китае»[418]. Наконец, внутри страны у радикальных групп среди японских военных нарастало недовольство отсутствием успехов в войне с Китаем. Поэтому японское руководство, идя на расширение военного конфликта в районе р. Халхин-Гол, хотело доказать и союзникам, и недовольным внутри страны, что японская армия обладает высокими боевыми возможностями, а с другой стороны, намеревалось подтолкнуть Германию к заключению военного соглашения, острие которого было бы направлено против СССР[419].

Исходя из этого, в японском генштабе было решено осуществить вторжение на территорию МНР. В случае удачи военные действия предполагалось развернуть по всей обширной границе Дальневосточного края для захвата территории от Байкала до Владивостока. При этом, как предполагал японский кабинет, Германия в силу обязательств по Антикоминтерновскому пакту должна была выступить против СССР на Западе.