От Великой французской революции до Первой мировой войны - [121]
Прогресс шел медленно: до самого конца XIX века даже «народная» вода оставалась для многих роскошью[740]. В 1860 году жители плато Монфермей должны были проходить через всю деревню, чтобы набрать воды в одном из прудов на опушке леса[741]. Октав дю Мениль и Мартен Надо, останавливавшиеся в 1883 году в отелях, вынуждены констатировать «отсутствие сточных желобов и туалетных комнат», замечают «фекалии на подоконниках и лестничных площадках»[742]. О квартирах на Сен–Лазар с неменьшей серьезностью отзываются в 1908 году: «Уже столь давно этот город так плохо снабжается водой, что можно сказать, что пользоваться ею решается лишь одна часть населения»[743]. По ту сторону Атлантики Нел Кембал в своих воспоминаниях пишет, что в начале XX века крестьяне штата Миссури наскоро опрыскивались водой и «обтирались полами своих рубах»[744], в то время как парижские буржуа и даже некоторые проститутки с Сен–Луи принимали «комфортные» ванны.
Прогресс двигался медленно, но ощутимо, что подтверждают гигиенисты, скрупулезно подсчитавшие количество банных заведений, их цены, предоставляемые услуги, частоту посещения: в 1816 году в Париже насчитывалось 500 общественных бань, к середине века их стало более 5000[745]. Разумеется, показатели увеличиваются в XX веке: 500 клиентов в час в одной только бане на улице де ла Кондамин (эту баню Уилл Дарвилле[746] представляет как образцовую). Солдаты 144‑й линейной пехоты за год были в душе 37 000 раз[747], 20 000 раз принимали душ в бассейне Шато–Ландона ученики начальных классов[748]. Этот тщательный подсчет выдает одну важную характеристику гигиены начала XX века: народ мог мыться только в местах, предназначенных для коллективного пользования, например в душах при «больших бассейнах с простым оснащением»[749]. Этот факт подтверждается учебником гигиены 1920‑х годов, в котором глава, посвященная купанию, проиллюстрирована изображением не частной ванной комнаты, а душевых кабин[750].
VI. «Невидимая» чистота
Новое серьезное изменение во взглядах на гигиену и на тело в целом произошло только в самом конце века, с открытиями в области микробиологии. Отныне тело — это оболочка, которую осаждают невидимые агрессоры; носитель инфекции становится коллективной угрозой. Риски заражения меняют расстановку акцентов: «Невозможно предугадать, насколько серьезно бактериальная теория повлияет на гигиену»[751]. Впервые ванна и умывание имеют целью борьбу с невидимым врагом: «атласная кожа модниц»[752] может скрывать страшную опасность: целые колонии микробов размножаются в первую очередь на кожном покрове. Более встревоженные гигиенисты[753] предлагали свои оценки этих неуловимых паразитов: Теофиль Давид говорит о «бесчисленном количестве микробов, живущих в полости рта здорового человека»[754]; согласно Ремлинже, после бани каждый солдат оставляет один миллиард микробов[755]. У чистоты появляется новая цель: она должна стать «базой для гигиены, потому что держит [человека] вдали от грязи и, как следствие, от микробов»[756].
Понятие о чистоте приобретает новый смысл: он стирает то, что мы не видим и не чувствуем. Грязь, дурной запах и физический дискомфорт перестают быть единственными факторами, от которых нужно избавиться. Самая прозрачная вода может содержать вибрионы, самая чистая кожа — служить пристанищем для всевозможных бактерий. Одного восприятия больше недостаточно, чтобы опознать «грязное». Границы грязного размываются, а требования к чистоте увеличиваются. Впервые гигиена вызывает ощущение недостижимого идеала; растет подозрительность.
Объекты чистоты тоже затронуты новыми требованиями: постепенно меняются места, пространства, движения. Необходимы более частые купания, более тщательное избавление от следов грязи. Совет по гигиене и поддержанию здоровья департамента Сена в 1904 году выносит постановление: «пол в душевых кабинках (общественных бань) станет водонепроницаемым; стены и потолок — гладкими, покрытыми керамической плиткой или зацементированными. Сиденья и мебель будут покрыты краской или другими веществами, чтобы их было легче мыть»[757]. Производство труб, раздаточных автоматов, моющихся материалов ставит новые технические задачи перед изготовителями начиная с 1880‑х годов. Архитекторы называют эту технику «водопроводной»[758], а некоторые, особо оригинальные инженеры — «гением санитарии»[759]. Более герметичные и гладкие материалы трансформируют «декорации» сначала в Англии, а затем и во Франции, где в 1886 году в Пуйи–сюр–Сон компании Jacob & Delafon удается отлакировать и покрыть эмалью глиняные изделия, а в 1890 году десяток изготовителей распространяют эту продукцию[760]. Керамика постепенно заменяет чугун и дерево в производстве баков и предметов мебели, напрямую контактирующих с водой. Регламент и контроль обеспечивают соответствие новым нормам, но также свидетельствуют об усиливающейся с течением века озабоченности вопросом безопасности в заведениях общественной гигиены
