От Великой французской революции до I Мировой войны - [66]
В конце века обычай был «национализирован»: каждый год миссионерам в Гренландию и поселенцам в Африку отправляли наряженные рождественские елки. В домах французов они стали практически такими, какими мы их знаем сегодня.
Рождественский вертеп
Литтре в 1863 году не пишет о рождественских вертепах ни в церквях, ни в домах. Ларусс несколькими годами позже упоминает лишь «живые» и «говорящие вертепы» в церквях и ругает провансальские вертепы. По его мнению, в них смешивается священное и профанное, они вызывают смех у верующих. Тем не менее есть некоторый прогресс: ангел начинает говорить по–французски, а не на местном наречии. Настало время покончить со старыми традициями…
Если верить Монсеньору Шабо[116], в католических домах на Рождество устанавливалось множество вертепов. В год их продавалось более тридцати тысяч, цена их варьируется от двадцати до трех тысяч франков. В вертепе семь или восемь основных персонажей.
Марсельские вертепы с их глиняными сантонами[117] развивались своим путем и имели итальянское происхождение. Помимо фигурок святых, туда стали ставить и точильщика, и барабанщика, и мельника, и подмастерье булочника, и пр. Вертепы «осовремениваются» появлением пяти–шестиэтажных домов, которые по вечерам освещает восковая свеча, и даже паровоза…
Пример Германии
Прежде чем традиция устанавливать рождественскую елку укрепилась во Франции, в обществе шла дискуссия по поводу этого немецкого обычая. Любопытно, что об этом говорили с сожалением, как если бы это была французская традиция, канувшая в Лету. La Gazette de menages 23 декабря 1830 года сетует на то, что во Франции и в особенности в Париже «старые традиции позабыты», в противоположность Германии, где к ним относятся очень трепетно.
Уже упоминавшаяся Le Journal des jeunes filles в 1849 году вспоминает о немецких обычаях, сожалея, что французы не чувствуют волшебной атмосферы Рождества. В Германии подарки, принесенные младенцем Иисусом, спускаются прямо с неба. Французам стоило бы последовать немецкой традиции и превратить праздники конца года в повод для встречи всех поколений в семейном кругу, например в доме бабушки и дедушки.
Дискуссии 1830 и 1848 годов идентичны. Рождественские праздники прославляют частную жизнь. Сразу после обеих революций (1830 и 1848) нестабильности публичной жизни противопоставляется умиротворение жизни в семье: «Тихие семейные радости, — пишет журналист, — это то единственное счастье, которое никакая революция не может у нас отнять».
Тепло семейных праздников
В 1866 году Гюстав Дроз посвятил встрече Нового рода в семье главу своей книги «Мсье, Мадам и Младенец». В семь часов утра Младенец стучится в дверь спальни родителей, чтобы пожелать им «счастливого Нового года». Отец берет его в кровать, служанка разводит огонь в камине; наступает время дарить подарки, а для Гюстава Дроза — момент прославления семейного счастья как наиболее ценного, что существует в жизни. Он описывает этот день, изображая милые картины жизни семьи.
Первый день года — это квинтэссенция всех радостей, в которые семья погружается, прежде чем войти в суету наступившего года. В 1866 году уже нет необходимости вспоминать немецкий пример. Дроз описывает праздник во французской семье как свершившийся факт. Надо полагать, что с ходом XIX века уверенность в ценности и незаменимости семьи растет. Только она может дать счастье. Дети становятся главными действующими лицами праздника.
Рождественская трапеза и подарки
Рождественская трапеза «особенная, она имеет место посреди ночи» (Литтре, 1869). День святого Сильвестра проходит в тишине. Я не нашла ни одного намека на праздничную семейную трапезу вечером 31 декабря. Флобер пишет, что однажды ждал полуночи, то есть наступления Нового года, куря сигару, в другой раз — думая о Китае.
Семьи католиков отправляются на полуночную мессу, затем возвращаются домой и садятся за стол. Поскольку слугам в Рождество принято давать выходной, ужин достаточно скромный и состоит из двух традиционных блюд — овощного супа с ванилью, который едят с гренками и жареной кровяной колбасой, и холодного мяса, например индейки с трюфелями; десерт включал в себя фрукты или мороженое.
Для рождественской трапезы готовили самые разнообразные печенья, вафельки, галеты, фруктовые слоеные пирожные, но нет никаких упоминаний о рождественском полене, которое мы все теперь знаем. В XIX веке о нем напоминает только толстое полено, которое кладут в камин, чтобы оно тлело всю ночь. Это была старая деревенская традиция — спать не ложились, чтобы присутствовать на ранней утренней мессе.
Во второй половине XIX века рождественская трапеза, первоначально имевшая религиозный смысл, становится мирским развлечением, так что в 1908 году в «Обычаях века» говорится: «Все празднуют Рождество за столом». Верующие — после полуночной мессы, относящиеся к религии спокойно взяли за правило ходить вечером в театр и садиться за рождественский стол после спектакля. Религиозный подтекст праздника постепенно уходит, и Рождество становится поводом для семейных или дружеских встреч. В рождественском меню сохранилась традиция подавать на стол индейку и кровяную колбасу, но овощной суп заменили горячим бульоном. Из Англии пришла мода на пудинг, символ Рождества. Иллюстрированные журналы публикуют рецепты его приготовления (например, Fémina 1 января 1903 года). Из Англии также пришел обычай целоваться под веткой омелы: та же Fémina 15 декабря 1903 года иллюстрирует это фотографией.
