От Великой французской революции до I Мировой войны - [31]

На заре индустриализации ставка была сделана на семейное предприятие. Лучший пример домашнего производства — небольшие ткацкие фабрики с их строгим гендерным разделением труда и эндогамией, то есть заключением браков лишь в пределах своей социальной группы. Такая система стойко сопротивлялась появлению крупных предприятий; несмотря на чрезвычайно суровые условия труда и жизни в этой системе, многим ее будет не хватать, о чем в полной мере свидетельствует книга Сержа Графто «Матушка Сантер». Повсеместное внедрение электричества воплотило мечту о до машнем производстве, в котором анархист Петр Кропоткин видел путь к автономии.

Маленькое семейное предприятие — лавка или мастерская — очень живуче во Франции; несмотря на высокий риск разорения, оно неизменно возрождается. Такие мелкие предприятия часто выступают субподрядчиками в отраслях тяжелой промышленности. Процесс встречает упрямое сопротивление. В местностях, где идеалом считается домашнее производство, рабочие очень долго отказываются от сухого пайка или общего котла в обеденный перерыв — по крайней мере, требуют, чтобы жены приносили им горячую еду в полдень, — и устраивают забастовки, когда им сокращают время перерыва и запрещают ходить на обед домой (дело Ульма, Руан, 1827). Экономика здесь защищает привычный образ жизни.

В ходе индустриализации следовало принимать сказанное выше во внимание. Производство размещали прямо в городке, в непосредственной близости от места проживания потенциальной рабочей силы; нанималась семья целиком — отец работал на прядильном станке, жена и дети ему помогали; платили одну зарплату на всех. Таким образом решались проблемы трудовой дисциплины.

Хозяин служил примером поведения: он жил совсем рядом, иногда прямо во дворе своей фабрики; его супруга вела счета, рабочих приглашали на семейные праздники. Патернализм был первичной системой производственных отношений, по крайней мере относительно самых квалифицированных рабочих, которых хотелось удержать на фабрике. Такая система предполагает как минимум три элемента: проживание поблизости, обращение с персоналом, как с родственниками, и согласие работников. Если этот консенсус нарушается, вся система может рухнуть, что произошло во второй половине XIX века, когда рабочие восстали против скрытой truck system, то есть оплаты труда товарами. Они стали требовать денег и отказывались от всего, что казалось им пережитками крепостного права, путами зависимости. В остальном можно провести параллель между кризисами «традиционной» семьи и семьи индустриальной эпохи под натиском торжествующего индивидуализма.

Сила экономики рабочих семей

Вне рамок предприятия пролетарии живут по строгим законам семейной экономики. Основной доход составляет заработок отца, который сразу, как только становится возможным, дополняется тем, что приносят дети, — вот почему рождаемость в рабочих семьях была высокой. Этим же объясняется враждебное отношение к запрету детского труда. Долгосрочные цели блюстителей детского благополучия сталкиваются с сиюминутными интересами бедных семей. Домашняя экономика предполагает другой механизм равновесия, иной порядок вещей. Сокращение рождаемости в рабочей среде явится следствием всего, что предписывает соблюдение «интересов детей», — чем дороже они будут обходиться родителям, тем меньше их будет.

Женский труд также регулируется семейными обстоятельствами и часто прерывается беременностью и уходом за младенцем. В любом случае заработок женщины — всегда лишь «дополнительные деньги», понятие давнишнее, но укоренившееся; часто эти деньги зарабатываются для приобретения чего–то конкретного. Домохозяйка, очень, впрочем, зависящая от своих заработков, которые повышают ее собственную ценность, помимо забот о детях, занимается хозяйством в самом широком смысле слова. Такой домохозяйке, незаменимой в повседневной жизни, рабочие без конца поют дифирамбы, при этом их экономические потребности сталкиваются с идеологическим обоснованием того, что практически профессиональный женский домашний труд — это нечто «естественное»; таким образом, рабочие, не подозревая о том, становятся в один ряд с теми, кто пытается придать выполнению домашних обязанностей вид непроизводительного труда. Во времена кризисов дополнительный заработок женщин становится основным: рабочие, столкнувшиеся с жестокой безработицей 1884 года, пережили ее благодаря своим женам, которые дни напролет стирали и убирали чужие дома. Вот почему женщинам кризисные периоды запомнились как время, когда у них было много работы.

В более общем плане все сады и огороды, разбитые вплоть до пригородов Парижа, все обмены услугами или товарами свидетельствуют о крайней бедности и даже нищете. Они предполагают наличие горизонтальных связей, исчезновение которых в современных обществах говорит о высокой опасности безработицы и о зависимости от государства. Их существование в настоящее время в некоторых странах, например в Италии и Греции, позволяет понять значение теневой экономики в прежние времена: экономика была в основном семейная и соседская.