От триумфа к катастрофе. Военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки - [17]
Однако в условиях 1920-х гг. новая концепция международных отношений, взятая на вооружение Францией, стала оружием слабого. Она лишь легитимировала в глазах элит и общественного мнения масштабное стратегическое отступление Парижа. С 1918 г. вся французская картина европейской безопасности строилась на факте контроля над Рейнской областью. В результате пересмотра этого фундаментального положения Версальского договора в ней возникала очевидная брешь. На фоне роста пацифистских настроений в обществе, которые исключали любое серьезное наращивание вооружений, командование французской армии оказывалось в весьма затруднительном положении. «Уравнение, которое ему предстояло решить, было тем более сложным, что [военным – авт.] приходилось иметь дело с реальной обстановкой во всей ее сложности, примирять все существующие точки зрения» [133], – отмечает Ф. Гельтон.
В 1924 г., после политического поражения Франции в ходе Рурского кризиса, которое серьезно ослабило ее международные позиции, и до разворачивания основных мероприятий военной реформы комментаторы из числа высших офицеров размышляли над тем, как действовать в случае утраты линии Рейна. Они приходили к выводу о том, что большое французское наступление в сторону экономических и политических центров Германии в этом случае становилось невозможным. Максимум, что могли предпринять войска прикрытия, развернутые на французской и бельгийской границе, – это небольшое продвижение вглубь демилитаризованной зоны с целью пресечь значительную концентрацию германских войск на левом берегу Рейна[134]. Еще в 1922 г. маршал Петэн обрисовал мрачную перспективу в случае ухода французских армий из Рейнской области: «Что произойдет, когда мы больше не будем стоять на Рейне? Безопасность наших границ больше не будет обеспечена ни барьером Рейна, ни расстояниями. На случай нападения нам придется создать заслон непосредственно на месте» [135].
Обсуждение возможности строительства оборонительного рубежа вдоль границы с Германией началось сразу после подписания Версальского договора. Уже в мае 1920 г. Высший военный совет обсуждал проблему «обороны национальной территории». По поводу самой необходимости укрепления восточной границы Франции среди генералов не было разногласий. Все сходились на том, что «организованные укрепления», по словам генерала Дебене, «экономят живую силу в огромных пропорциях»[136]. Для армии, понесшей колоссальные потери относительно общей численности населения, не имевшей возможности восстановить их в ближайшем будущем, обреченной пережить в середине 1930-х гг. «тощие годы» – демографическое эхо мировой войны, когда предполагалось уменьшение вдвое количества призывников, этот факт имел первостепенное значение. Многие считали, что укрепления на границе, по выражению британского историка М. Александера, сыграют роль «мультипликатора» силы[137]. В то же время высшие офицеры высказывали различные точки зрения по вопросу о том, как именно следует совместить возведение укрепленных районов со стратегией обеспечения национальной безопасности.
Наличие укреплений само по себе не обрекает занимающую их армию на жесткую оборону. Ее секторы могут использоваться как опорные районы для развития маневра крупных войсковых соединений. Прикрывая фортами и траншеями отдельные опасные участки ТВД, можно высвобождать силы для удара на других направлениях. На ключевом заседании Высшего военного совета в мае 1922 г. именно по этому вопросу столкнулись точки зрения маршалов Фоша и Жоффра, с одной стороны, и маршала Петэна, с другой. Петэн настаивал на обеспечении «абсолютной неприкосновенности территории»[138]посредством возведения укрепленной линии, чем вызвал острую критику коллег. Фош отмечал: «Одерживая победу, обеспечиваешь, таким образом, защиту территории… Добиться неприкосновенности территории – это не та главная цель, которую ставят перед армией. Это опасная догма». Его поддержал Жоффр, который констатировал, что «строить новую китайскую стену – значит обречь себя на поражение»[139].
Из этих подходов к планированию укреплений на восточной границе Франции родилось два проекта их возведения. Начальник Генштаба сухопутных сил Бюа, которого поддерживал Петэн, предлагал создать непрерывную полосу подготовленного в инженерном отношении поля боя, протянувшуюся от бельгийской до швейцарской границы. Цепи траншей, усиленных пулеметами и колючей проволокой, могли эшелонироваться в глубину и амортизировать удар противника[140]. Подобная конфигурация хорошо вписывалась в оборонительную концепцию и имела очевидный плюс – она предполагала относительно небольшие финансовые затраты.
Ей противопоставлялся проект укрепленных районов на основе долговременных сооружений, которые должны были служить «центрами сопротивления» для полевых армий. Маневрируя с опорой на них, крупные войсковые соединения могли «выбирать время и наиболее подходящие условия для перехода в наступление»
