От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - [24]

Таким образом, нам удалось почти без потерь сорвать наступление, которое противник готовился начать 6 августа.

В результате боя 6 августа противник понес большие потери убитыми, ранеными и пленными. Мы захватили восемь орудий, много винтовок и пулеметов.

Я убедился, что войска, собранные при отступлении, не потеряли боевого духа, дрались хорошо: в атаки ходили дружно, врага встречали без паники и стойко. А это было самым главным.

Так мы не только устояли перед противником, но и основательно побили его.

К исходу дня, доложив штабу фронта о ходе боев за сутки, я узнал, что в это же время шли ожесточенные бои в районе Абганерово и Тингута, куда была переброшена 64-я армия.

И наконец мне стало известно, что командование Юго-Восточного фронта[4] возглавил генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, которого я знал лично с 1938 года по службе в Белорусском военном округе. И уже ночью послал ему короткое письмо со своими предложениями: не ограничиваться пассивной обороной, а при каждом удобном случае переходить в контратаки и наносить контрудары.

Ответа на это письмо не получил и даже не уверен, что оно дошло до Еременко.

7 августа противник снова перешел в наступление на том же направлении. К полудню ему удалось вклиниться в нашу оборону километров на пять-шесть.

Исправлять положение мы решили опять контратакой. Задача формулировалась кратко: разгромить и отбросить противника за Аксай. Но контратаку решили провести не днем, когда авиация противника действовала особенно энергично, и не утром, как это мы сделали 6 августа, а за два часа до захода солнца, когда его авиации почти не остается светлого времени и когда его танки, отделенные от пехоты, будут еще за рекой. Наша атака опять прошла успешно, противник был отброшен за Аксай.

12 августа по приказу штаба фронта в состав Южной группы вошли 66-я бригада морской пехоты и Сталинградский УР (укрепленный район).

Передача в мое распоряжение этих частей несколько уплотнила довольно редкие боевые порядки Южной группы, особенно на правом фланге. Используя естественные препятствия — реку, овраги, балки, — мы создали прочную оборону.

В это же время части 64-й армии, усиленные 13-м механизированным корпусом полковника Т.И. Танасчишина, вели упорные оборонительные бои с 4-й танковой армией немцев, наступавшей с юга на район Плодовитое, Абганерово.

Было ясно, что гитлеровские генералы, применяя свой излюбленный прием — клещи, будут стремиться ударами с запада и с юга захватить Сталинград и одновременно окружить все наши силы, находящиеся к западу и юго-западу от города. Эти соображения, по-видимому, и послужили причиной для отвода Южной группы несколько назад, к реке Мышкова.

Приказ фронта на отход мы получили 17 августа. Штаб группы тут же разработал план отхода наших войск на новый рубеж.

Ускорив темп, войска группы успешно совершили ночной отход и прибыли на новый оборонительный рубеж без потерь. Отход на новые оборонительные рубежи противник обнаружил с большим опозданием. Только вечером 18 августа над рекой Мышковой появились его разведывательные самолеты. Однако он не стремился атаковать наши части на новых позициях. Вероятно, потому, что не видел в этом целесообразности. В это время основные события происходили на других направлениях: Вертячий, Котлубань, Сталинград на правом фланге 62-й армии и Плодовитое, Тундутово, Сталинград на левом фланге 64-й армии. В боях на этих направлениях участвовало значительно больше войск и техники, чем на реке Аксай.

2

Никому не чуждо чувство самоутверждения. Стойкая оборона Южной группы давала мне право думать, что мои первые самостоятельные решения по организации обороны на Аксае оправдали надежды командования — врага можно не только задерживать на определенных рубежах, но и вынуждать пятиться с большими потерями. Для этого необходимо верить в способности своих войск, в способности бойцов и командиров, не робеть перед опасностью и, верно оценивая обстановку, быть непреклонным в деле выполнения поставленной перед тобой задачи.

Я также понимал, что меня ждут новые, более суровые испытания, ибо обстановка на фронте складывалась весьма трудная и тревожная — гитлеровцы, имея превосходство в танках и авиации, рвутся к Волге, к Сталинграду, не считаясь с потерями. Я готов был к любым испытаниям. Моя молодость закалялась в боях на фронтах Гражданской войны, у меня были моральные ориентиры — славные командиры и комиссары, живущие в памяти со времен борьбы с колчаковцами.

Тогда, в начале 1919 года, прибыв в Казань с удостоверением об окончании краскомовских курсов, я был назначен помощником командира 40-го полка по строевой (боевой) части. Вскоре две маршевые роты этого полка были представлены на смотр командующему 2-й армией Василию Ивановичу Шорину, штаб которого находился в Сарапуле. Я привел туда эти роты в метельный февральский день, но мне было жарко.

Командарм Шорин — строгий и взыскательный начальник — стоял в окружении опытных, с сединой, строевиков, а перед ними какой-то мальчишка показывал боеготовность рот, по сто пятьдесят человек каждая. Собьется один с ноги, ошибется в ружейном приеме — и провал.