От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции - [4]

Революционная романтика поддерживает свой высокий градус во многом благодаря молодости революционеров. Так, Че Гевара считал, что предельный возраст для революционера — 40 лет, а наилучший 20–25. Молодежь есть топливо революции. Может быть, главный порок молодости заключается в том, что она не боится разрушать. Молодые люди, зачастую, согласны рисковать своей собственной жизнью, а уж чужой не дорожат и подавно.

Вместе с тем, было бы преувеличением полагать, что трезвые взгляды и рациональные подходы напрочь отсутствуют в латиноамериканском революционном движении. Боливар, мудрый Боливар предупреждал: «Мало уметь сказать «нет» тирании, нужно уметь обращаться со свободой. Если испорченный народ добьется свободы, он очень скоро опять ее потеряет, ибо напрасны старания убедить его в том, что господство законов гораздо сильнее, чем господство тиранов».

Возвращаясь к идеализму и романтизму, думается уместно вспомнить поговорку, что пессимистом является не кто иной, как разочаровавшийся интеллигент. Чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться! В Латиноамериканском революционном опыте немало примеров глубокого разочарования, отчаяния и безысходности, как результат крушения великих надежд. В концентрированном виде эту проблему сформулировал все тот же Симон Боливар накануне своей смерти: «Я пожертвовал собственным здоровьем и благополучием для того, чтобы завоевать свободу и счастье для моей родины. Я сделал для нее все, что мог, но не добился цели».

***

Всякая революция немыслима без своих вдохновителей и организаторов, латиноамериканская — не исключение. Революцию нельзя понять глубоко и всесторонне, не предполагая рассмотрения такой темы, как революционные вожди. Компетентность и профессионализм автора «Записок» обнаруживается, помимо прочего, и в том, что он предоставил читателю громадный материал по данному предмету.

Для подлинных лидеров личная судьба перестает быть судьбой обычного человека, она приобретает метафизический, сакральный смысл. Такие люди перестают чувствовать себя обычными людьми, они начинают осознавать себя историческими личностями и ощущать свое мессианское предназначение. Ф. Кастро был готов признать любой приговор суда, заявив судебному заседанию, что это не имеет никакого значения. Для Фиделя было важно то, что в решающий момент его жизни на его стороне была историческая правда. («История меня оправдает»).

Революционный вождь зачастую имеет дело не только с простым народом, но и с людьми, характеризующимися отвагой, мужеством и смелостью. Следовательно, произвести на них впечатление, обрести авторитет можно при том условии, чтобы как минимум не выглядеть в их глазах менее отважным, мужественным и смелым. Далеко не все кубинские предводители повстанцев были знакомы с изречением Дантона: «Смелость, смелость и еще раз смелость», но они руководствовались этим принципом, приняв его на вооружение самостоятельно.

Значительную плеяду латиноамериканских революционных вождей, таких как С. Боливар, А. Сандино, Ф. Кастро, Э. Че Гевара, К. Сьенфуэгос, О. Торрихос, У. Чавес и многих других объединяют такие выдающиеся качества как развитое чувство справедливости, обостренное понимание долга, высокий интеллект, искренность намерений и, безусловно, повышенное честолюбие.

В повседневной жизни тщеславие рассматривается как нравственный порок и недостаток воспитания, но для политического лидера и предводителя восстания это одно из наиболее ценных качеств. «Честолюбие лежит в основе характера почти каждого крупного исторического деятеля; эгоизм — это та пружина, движущая сила, которая приводит в действие все великие деяния». Пусть не смущают читателя эти слова Сармьенто: исторических деятелей надобно судить историческими мерками, а не так, как судят обычных людей, на том простом основании, что обычный человек занят прежде всего личными проблемами, а политический деятель вовлечен в круг проблем, носящих общий характер.

Революционный вождь — есть образец понимания долга. По словам Х. Марти «настоящий человек не ищет, где лучше живется, — он ищет, где его долг». Нужно уметь проводить различие между безответственными мечтателями и проницательными первопроходцами, которых не устраивает то, что есть, и которые стремятся к тому, как должно быть. Замечательно сформулировал свое понимание долга Фидель Кастро: «тот, кто заглянул в самые глубины вселенной и увидел бурлящие народы, сгорающие и истекающие кровью в мастерской веков, — тот знает, что будущее — и тут не может быть исключений — на стороне тех, кто знает свой долг».

В революционное движение вливаются различные потоки недовольных существующим положением дел. Мотивы недовольства могут быть самыми различными, от мелких обид до драматических и, даже, трагических обстоятельств. Но в этом кипящем котле человеческого горя и возмущения есть нечто такое, что всеми ощущается одинаково, что всех скрепляет как цемент — это торжество справедливости. В порядке уточнения заметим, что индивидуально справедливость, конечно, понимается специфически, но, и все же, это наиболее доступное собирательное название, способное объединить воедино всех недовольных, словно начал действовать закон политической гравитации. Отсюда следует, что вождями становятся только те личности, для которых понятие справедливости не пустой звук, и, что еще важнее, умеющие пользоваться понятием справедливости, как инструментом воздействия на народные массы. Не случайно Э. Че Гевара в своем завещании детям отмечал: «будьте всегда способными самим глубоким образом чувствовать любую несправедливость, совершаемую, где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера…»