От руин Карфагена до вершин Атласа - [34]

Хотя само слово «музыка» греческого происхождения («искусство муз»), арабы его возводят к имени пророка Мусы, то есть Моисея (чтимого ими как одного из предшественников пророка Мухаммеда), ударом жезла заставившего биться в пустыне множество фонтанов; каждый из них звучал на свой лад. Сколько тогда возникло фонтанов, столько, мол, и ладов было создано, а само слово «музыка» (по-арабски «мусика») в переводе с арабского будто бы означает «Моисей, напои!» («Муса, ски»). Эта красивая легенда не вяжется с количеством ладов: по легенде фонтанов было 12, а ладов в арабской музыке насчитывалось, по сведениям музыковедов прошлого-века, от 100 до 200; наиболее употребительными из них были 30–40. Классическими канонами в магрибинской музыке считаются 24 нубы, то есть составленные в определенной ладовой последовательности вокально-инструментальные композиции. Их правила были разработаны в IX веке андалусским певцом и композитором Абу-ль-Хасаном Бен Нафи (Зириабом). В Магрибе ныне приняты три стиля их исполнения: малуф — в Тунисе (продолжает традиции андалусской Севильи), сана — в Алжире (традиции Кордовы), гирнати — в Марокко (традиции Гранады). Причем из 24 классических нуб в Марокко сохранились 11, в Алжире — 15, а в Тунисе — 13.

Знаменитый проповедник эпохи Альмохадов Ибн Тумарт в XII веке ломал музыкальные инструменты и изгонял музыкантов, ибо сунна (предания о жизни пророка) отвергает музыку как наследие времен джахилийи (язычества). Однако постепенно музыка стала неотделима от жизни мусульман. В частности, азан (призыв к молитве) и чтение аятов (стихов) Корана исполняются профессиональными певцами, в Марокко и Тунисе — в ладу майя, в других странах Северной Африки — в ладу байяти.

Но бытует в Марокко и светская музыка. Основные ее жанры — ала, сама, гриха — представляют собой синтез арабо-андалусской и местной музыкальной традиций.

В арабской музыке Марокко существуют и другие жанры. При этом андалусская традиция не умирает. В частности, от Марокко до Ливии известна практика сочинения песен и романсов на давно исчезнувшем арабо-андалусском диалекте (андалуси). В Касабланке, Рабате, Фесе и Тетуане имеются пять оркестров андалусской музыки. Кроме того, есть также ассоциация ее любителей и школа обучения исполнителей. Наряду с ними есть в стране и шесть консерваторий, которые в программы обучения включают как европейскую, так и национальную музыку.

Существенную часть музыки Марокко составляет берберская музыка. Здесь она предстает как бы в «чистом» виде, так как в соседнем Алжире в значительной мере потеснена или засорена турецкими, восточноарабскими или западноевропейскими влияниями. Музыка берберов Марокко также не чужда арабских и африканских воздействий. Тем не менее она имеет свои отличия: взаимосвязь игры на инструментах собственной традиции, танца и поэзии, широкое распространение жанра песни-танца, а также пастушьей песни без инструментального сопровождения. Все они весьма разнообразны. Мы в этом убедились, проведя достаточно долгий, прохладный и впечатляющий вечер под вместительными шатрами «У Али».

Главное в программе «У Али» — это не столько угощение, сколько развлечение. Попеременно в каждом из шатров появляется тот или иной ансамбль музыкантов, певцов и танцоров. Перед нами как бы демонстрируются обычаи, фольклор и самобытное искусство разных племен Южного Марокко. Первыми изумили нас своими высокими прыжками и резкими выкриками в сопровождении ударов в бубен воинственные берберы в белых гандурах (длинных рубахах) и тюрбанах, повязанные красными шарфами и с кривыми кинжалами на боку. «Это — танец племени гувара из области Тарудант близ Агадира», — объясняет Латауи. Вспоминаю, что Тарудант называют «жемчужиной долины Суса». Западногерманский географ Хорст Меншинг писал в этой связи в 1953 г.: «В Марокко нет другой столь же изолированной области, как Сус. Хотя его берберские племена, составляющие многочисленную группу шлехов, впитали в себя арабские, а также… негроидные элементы, они все же представляют замкнутую группу племен, у которых преобладает берберское начало». С тех пор прошло, правда, более 30 лет, и ныне почти всех шлехов, распространившихся по стране, называют, особенно в городах, «суси». Мне приходилось встречаться с ними — бизнесменами, официантами, шоферами. Они славятся предприимчивостью, сплоченностью и особой чуткостью ко всему новому, современному. Но, взглянув на танец племени гувара, думаешь о том, что те, кого именуют суси, далеко не однородны. Они могут быть и горожанами (предпринимателями, интеллигентами, рабочими современных предприятий), но могут быть и крестьянами, многое сохранившими от традиционного быта и образа жизни. Как и всюду в Марокко, социальное начало выдвигается на первый план, вытесняя все прочие, что не мешает, однако, сохранению в сфере культуры региональной и племенной специфики.

После продемонстрированного танцовщицей со сдвинутым на бедра поясом варианта танца живота, именуемого здесь «восточным танцем» и исполняемого под мелодию, очень напоминающую лезгинку, в шатер вошли «гнауа» в круглых шапочках из красной парчи, заполнив все громом барабанов и медных инструментов, звуками кастаньет. Высокие прыжки, неописуемо быстрый ритм, стремительно вращающиеся длинные кисточки на шапках и почти акробатические номера наиболее юных танцовщиков вызывали восторг публики. После них вышел хор женщин, преимущественно немолодых, в цветастых одеждах и со множеством бус и монист, а главное — самого разного цвета кожи, от белого до полностью черного. Пели они то по-берберски, то по-арабски. «Они — из Уарзазата, места, где издавна было много харратинов, то есть чернокожих африканцев, занимавшихся земледелием. Они там всегда жили среди арабов и берберов и всегда знали их языки». Так объяснили мне феномен разнообразия внешности и двуязычия певиц.