От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - [96]

Его жена, Мария-Каролина, дочь австрийской императрицы Марии-Луизы, была полной противоположностью мужу: она интересовалась государственными делами и горела ненавистью к нации, которая отправила на гильотину ее сестру, Марию-Антуанетту. Нельсон спас Фердинанда, Марию-Каролину и их детей — вывез из Неаполя в Сицилию. Благодаря адмиралу, династия Бурбонов уцелела во время недолговечной Партенопейской республики. Французская армия приближалась к Неаполю, и королева думала, что ее ждет гильотина. Ее верная подруга леди Гамильтон решила вызволить королевскую семью. Казалось, сама Британия возложила мантию на красивые плечики своей соплеменницы, женщины, находившейся в то время возле королевского трона, и доверила ей спасти Европу. Подготовка к побегу происходила в условиях жесточайшей секретности. Сокровища и деньги стоимостью более двух миллионов стерлингов были переправлены на флагманский корабль Нельсона «Вэнгард». Во дворце принимались мелодраматические меры предосторожности. Королевская семья должна была уйти через тайный ход, соединявший дворец с одной из пристаней. Пароли произносились по-английски: слова «Все в порядке» означали, что можно садиться на корабль. Фраза «Все плохо, возвращайтесь» означала, что произошло нечто непредвиденное и ситуация изменилась. К счастью, королевской семье удалось добраться до Сицилии в страшный декабрьский шторм, подобного которому и Нельсон не мог припомнить. Один из принцев во время бури умер на руках у Эммы Гамильтон, а австрийский посланник выбросил за борт ценную табакерку, потому что в ней хранился портрет его обнаженной любовницы. Он посчитал, что негоже хранить такой предмет на пороге вечности. Сэр Уильям Гамильтон спокойно зарядил свои пистолеты и приготовился совершить самоубийство. Он считал, что благороднее будет застрелиться, нежели утонуть. К счастью, погода улучшилась, и король, принюхавшись, заметил сэру Уильяму: «Мы настреляем уйму вальдшнепов».

Я вспоминал эти события, пока ходил по дворцу. Сказал экскурсоводу о секретном ходе к Арсенальной набережной, но он и понятия об этом не имел.

Ссылка двора Бурбонов в Палермо демонстрирует глубину любви (или страсти) Нельсона к леди Гамильтон. Его часто видели дремлющим за спиной любовницы, когда она сидела за карточным столом. В то время Эмме было около тридцати четырех, Нельсону — сорок один, а сэру Уильяму Гамильтону — шестьдесят девять. Часть людей подозревала, что старый дипломат, помня о том, что супруга намного моложе его, знал, что человек, которым он восхищался, обманывает его с его женой. Эмма тайно, под чужим именем, родила в Лондоне девочку, Горацию, которую зачала в Палермо. Через четыре года сэр Уильям умер в Англии. Лежа на смертном одре, он держал в своих руках руки Эммы и Нельсона. Шесть лет спустя Нельсон умер в Трафальгаре с именем Эммы на устах. Эмма Гамильтон скончалась в нищете в городе Кале, позабытая и нелюбимая.

В рассуждениях об истории всегда ищут сослагательное наклонение. Что бы произошло, если бы Нельсон выжил и женился на Эмме Гамильтон? Хирурги сказали, что его тело и жизненные органы были как у молодого человека, а не как у сорокасемилетнего ветерана. В одном из его писем есть намек, что, выйдя в отставку, он поселился бы с Эммой в сицилийском имении Бронте, которое Фердинанд IV подарил ему в знак благодарности за спасение династии.

О самом дворце я мало что могу сообщить, за исключением того, что в нем содержится обычный набор золоченых стульев, обитых красной материей, нужное количество портретов, льстящих портретируемым, длинные анфилады залов. Единственное исключение — удивительная история, в которой адмирал, влюбленный в жену английского посланника, спасает династию.

6

Хотя оперный театр Сан-Карло был закрыт, меня вежливо пропустили в тихое здание. Я постоял некоторое время у входа. Смотрел, как появляются певцы и музыканты — кто на репетицию, кто на прослушивание. Некоторые пытались скрыть волнение под маской невероятной веселости, другие выглядели профессионально бесстрастно. Я зачарованно прислушивался. Из внутренних помещений, за вращающимися дверями доносились отголоски арий, послышался звук далекой трубы, но тут же прервался, словно музыканта внезапно убили. Свистели далекие свирели, и мне казалось, что это арестованные пастухи пытаются пообщаться друг с другом, а может, и кого-то утешить.

Меня провели через обширную, пустую, устрашающую сцену Сан-Карло. В центре этой мрачной пустыни девушка в трико и джемпере крутила пируэты. Делала она это медленно, словно во сне, но вместе с тем решительно. Хорошенькая балерина напоминала фею, заблудившуюся на мебельном складе. Вдруг она рванулась вперед, по-прежнему на касках голубых балетных туфелек, отбежала в пыльный, убогий угол, грациозно нагнулась и, приложив одну руку к уху, прислушалась, затем, словно поняв, что пришла не в то место, совершила серию мелких, легких шагов и исчезла. Несколько маленьких фонарей освещали партер. Возле царской ложи в почетном карауле стояли две большие пальмы, однако ничего величественного, того, что так поразило президента де Броссе, я не увидел. Президент говорил, что при виде интерьера у него «мороз пробегал по коже». Я же подумал, что из всех зданий, которые видишь en deshabille,