От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии - [211]

Беренсон написал о Перуджино: „Он чувствовал красоту женщин, очарование молодых людей и достоинство стариков, никто ни до него, ни после с ним не сравнится“. Затем он охарактеризовал некоторых женщин Перуджино: „Высокие, тонкие, золотоволосые, изящные — настоящие шекспировские героини. Во всех изображенных им людях чувствуется святая отстраненность, нетронутая чистота“.

Приятно читать панегирик умбрийскому мастеру после уничижительного отзыва Вазари. А если вам захочется увидеть „настоящих шекспировских героинь“, ступайте в Национальную галерею Умбрии, что находится в палаццо деи Приори. Кто бы в суровом XV столетии поверил, что кисть Перуджино окажется сильнее меча Бальони и что Пинтуриккьо однажды въедет во Дворец приоров?

Картинная галерея хорошо освещена и оформлена, здесь создано приятное настроение, подходящее для нежных работ этой школы, которая вместе с Евангелием — по словам святого Франциска — самый долговечный продукт Умбрии. Я отдал дань восхищения многим героиням Перуджино, столь похожим на прекрасных шекспировских героинь. Некоторые, впрочем, чуть набожнее Розалинды и не так пышут здоровьем, как Порция. Написаны они на фоне прекрасных умбрийских пейзажей, я узнал местные скалы и деревья. Каждый такой пейзаж можно было бы оценивать как отдельное произведение. Удивительно, что в картинах так много спокойствия, и это в то время, когда Флоренция непрерывно сражалась с Перуджей. Художник умел уходить в свой идеальный мир, туда не доносился шум сражений, там не было убийств. В благоговейной тишине раздавалась лишь небесная музыка. На протяжении всей жизни Перуджино город терроризировали Одди и Бальони.[102] Убийства следовали одно за другим, папские легаты бежали из города, опасаясь, что их там растерзают. Сельские дома разоряли и сжигали. Перуджа была подлинным примером „Дурного правления“, которое изобразил Синьорелли на фреске в Сиене. Во Флоренции вряд ли дело обстояло лучше. Во времена Перуджино Карл VIII завоевал Италию; из Флоренции изгнали Медичи; позднее Людовик XII захватил Милан и выгнал Лодовико Сфорца. Почти в это же время Лев X положил конец тирании Бальони: он выслал главу семейства в Рим и там казнил его. Как же счастлив был Перуджино: он всегда мог укрыться в волшебном мире, где, слегка улыбаясь, Мадонна слушает песни ангелов.

Всегда буду вспоминать эту галерею как обиталище музыкальных ангелов. Бенедетто Бонфильи выпустил туда самый элегантный эскорт: на белокурые с нимбами головки своих ангелов он надел алые шляпки, возможно, заказал их в Париже. На другой картине Мадонну развлекают очаровательные ангелочки: они поют под музыку, записанную странными нотными знаками, возможно, их используют на Небесах, а может, такое нотное письмо существовало на земле до Гвидо Аретинского? Затем я подошел к „Мадонне делль оркестра“ работы Боккати, чье настоящее имя Джованни ди Пьерматтео. Он написал Мадонну в образе маленькой строгой девочки, которая, сложив руки, слушает хор ангелов, таких же маленьких, как и она сама. Они стоят на балюстраде по обе стороны от ее трона. Один играет на мандолине, другой — на арфе, третий перебирает струны цимбалы, четвертый дует в трубу, а пятый играет скрипке. Все они при этом поют, у некоторых широко открыты рты. Есть тут и два толстеньких херувима: один играет на игрушечном органе, а другой бьет по ксилофону. Любуясь этим небесным концертом, я вдруг заметил нечто зловещее и очень перуджийское. Я увидел четверых флагеллантов. Их подводили к Мадонне святой Франциск и святой Доминик. Все четверо держали в руках хлысты; на двоих были остроконечные капюшоны с отверстиями для глаз. Капюшоны эти впервые появились в Перудже, после чего их взяла на вооружение инквизиция. Эти маски и сейчас можно увидеть в Италии и Испании у братств милосердия. Были и другие картины, изображавшие этих странных кающихся грешников. У некоторых сквозь порванную на спине одежду можно было увидеть кровоточащие раны.

Говорят, что эта мрачная эпидемия, самая странная, которую знала Европа, появилась в Перудже в 1265 году. Молодому монаху, предававшемуся самобичеванию, явилось видение, в котором к нему присоединились святые: они хлестали себя перед алтарем, а потом сказали, что это Божья воля, человечество должно таким манером избавляться от собственных грехов. Монах рассказал о своем видении епископу, и тот стал проповедовать самобичевание. В то страшное время люди восприняли эту идею как панацею. Они страдали от несовершенства мира: убийства, войны, чума, вражда между папой и императором — все это доказывало, что дьявол торжествует. И тут епископ подсказывает им, как следует умилостивить Бога. Все дружно бросились наказывать тело, изгоняя грех и радуя Бога. Чем больше человек предавался самобичеванию, тем увереннее себя чувствовал, веря в то, что грехи ему прощаются.

Вскоре стоны флагеллантов, раздававшиеся на горе, спустились в долину. Толпы раздетых до пояса грешников вошли в соседние города и призвали следовать своему примеру. Эмоциональная эпидемия охватила, словно лесной пожар, всю Италию. Целые города закрывались на тридцать четыре дня — возраст Христа — в то время как другие флагелланты выходили на дорогу и совершали покаянное паломничество. Идею эту подхватили во Франции, Германии, Венгрии, Польше, и вскоре половина Европы взяла в руки хлысты. Сначала во главе флагеллантов шагали епископы с крестами, затем, когда движение стало вырождаться и к нему присоединились бродяги и проститутки, церковь стала усматривать в нем ересь: на место Церковного покаяния и принятия Святых Даров пришло частное покаяние. Города закрыли ворота, Милан поставил восемьдесят виселиц в качестве острастки кровавому шествию. До тех пор пока папа не осудил движение, его пытались прекратить с помощью тюрем и публичных казней. После эпидемии чумы оно вспыхнуло с новой силой.