От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера - [114]

Мужчины были сплошь участниками Гражданской войны.

Большевик с 1903 года, член руководящего Центра оппозиции, Борис Михайлович Эльцин был невысоким человеком пятидесяти пяти лет, страдавшим сердечными приступами и ревматизмом, с большой головой, увенчанной черной шевелюрой, из которой выбивались непокорные пряди. Черные бородка и усы, смуглое, изрезанное глубокими морщинами лицо, живые глаза, речь раздумчивая, нередко саркастическая. Он прибыл из Суздальской тюрьмы, откуда вел переговоры со Сталиным. Первую ссылку он отбывал в Крыму, в Феодосии, вместе с одним из сыновей, умиравшим от туберкулеза. Тамошний климат сочли слишком мягким для столь несговорчивого человека. Он не расставался с «Полным собранием сочинений» Гегеля, и я помню, как после обеда, состоявшего из нескольких картофелин, половины селедки и чая — как у старого студента, каким он всегда оставался — он улыбнулся, блеснув глазами: «Нынче ночью я перечел страницу из Гегеля — это замечательно стимулирует ум!» «Наше единство, — говорил он также, — дело рук ГПУ; на самом деле у нас столько же тенденций, сколько активистов. Не думаю, что это такая уж беда». Его сына, Виктора Борисовича, после пятилетней ссылки сослали в Архангельск.

Василий Федорович Панкратов провел пять лет в изоляторе (Суздальском, по — моему) и был отправлен к нам… Сорокалетний крепыш с квадратными плечами и лбом, с атлетической четкостью тела и духа. Бывший матрос военного флота, в 1917 году один из руководителей революционного движения в Кронштадте, затем участник войны, начальник ГПУ во Владикавказе, в 1928 году он получил три года тюрьмы; по истечении срока ГПУ поинтересовалось, не изменились ли его убеждения и, получив отрицательный ответ, добавило ему еще два года заключения. Потребовалась угроза смертельной голодовки в тюрьмах, чтобы Коллегия отменила подобные добавления к приговорам, и Панкратов вновь обрел свободу — в ссылке. Жена Лиза ждала его, среди нас они были счастливой парой — недолго…

Ханаан Маркович Певзнер, экономист из Наркомфина, тяжко изувеченный в Манчжурскую кампанию, провел в изоляторе только четыре года ввиду плачевного состояния своей левой руки, пробитой семью пулями и болтавшейся как тряпка. ГПУ распорядилось дать ему работу в областном финуправлении, чтобы он смог подлечить начавшуюся от недостаточного питания цингу. Певзнер был молод, весел, хороший пловец и пессимист. «Так будет еще многие годы, — повторял он, — я не верю ни в какую нормализацию террора: его потребует экономическая ситуация». У него был резко очерченный профиль древнеизраильского воина.

Василий Михайлович Черных, бывший ответсотрудник Уральского ГПУ, в свое время брал Ростов с отрядом шахтеров, матросов и студентов… Он вышел из Верхнеуральского изолятора. Рослый, похожий на северного лесоруба, с крепким рукопожатием, упрямым лбом, русой гривой, насмешливым взглядом, это был серьезный и одновременно сентиментальный боец. Он считал, что Петроградский Совет, не имея прозорливых и решительных руководителей, упустил революцию в феврале — марте 1917 года, когда пало самодержавие; уже тогда надо было брать власть и не терять целый год на полубуржуазную керенщину. Мы с Черных принадлежали к клану ревизионистов, считавших, что следует основательно пересмотреть все идеи, а также нашу недавнюю историю. По этому вопросу оппозиция разделялась примерно пополам; ревизионистам противостояли доктринеры, подразделявшиеся, в свою очередь, на ортодоксов, крайне левых и сторонников теории о существовании в СССР государственного капитализма.

Иван Бык прибыл к нам из концлагеря на Соловецких островах. Молодой участник Гражданской войны на Украине, заключенный в Верхнеуральский изолятор как активист рабочей оппозиции, он был одним из организаторов массовой голодовки протеста против «удвоения» сроков заключения по приговорам, вынесенных в административном порядке. Голодающие пили воду, что позволяло продержаться подольше, и на восемнадцатый день голодовочный комитет продолжал нормально действовать. Курировавшая политические изоляторы грозная Андреева вступила с комитетом в переговоры, начав их с угрозы принудительных работ. «Если вас работа пугает, — ответил ей на это Бык, — то я ее не боюсь; я рабочий». Сразу же после этой встречи троих членов голодовочного комитета связали, набросив внезапно одеяла на голову, повезли в неизвестном направлении… Они оказались в вагоне, едущем на Соловецкие острова. «Вот и кончилась ваша голодовка, хотите или не хотите, — объявила охрана, — так что попейте молочка, поешьте сырку»… Комитетчики посовещались и решили считать себя при исполнении, пока поезд не выедет за пределы Урала. Пищу они приняли только на следующий день. Из телеграммы в несколько строк, опубликованной в газетах, Бык узнал, что Христиан Раковский примкнул к ЦК, «чтобы вместе с партией противостоять военной угрозе». Склонный к согласию, Бык счел это разумным и заявил, что согласен с формулой «единого фронта» Раковского. Его самолетом переправили в Москву, в Бутырскую тюрьму.

— Вы за единый фронт оппозиции и ЦК?