От Пушкина к Бродскому. Путеводитель по литературному Петербургу - [7]

В результате семейных неурядиц, но главное, после официальных проработок, когда его фактически запретили печатать, Зощенко сильно скатился по «официальной лестнице», и из шикарной четырехкомнатной оказался в тесной двухкомнатной – в этом же самом доме, что, наверное, было особенно горько. Гениальность опасна! Зощенко кончил дни в опале и бедности. Но за это мы любим его еще больше.

Рассказывают, что однажды «лихой москвич» Катаев, заложив «грустного петербуржца» Михаила Зощенко, все же приехал тогда к нему в этот дом на грибоедовском канале, позвонил в дверь и встал на колени: «Миша, прости!». И мягкий петербуржец Зощенко его простил. После этого, недолго думая, «лихой москвич» заложил его снова и снова приехал, и позвонил в дверь: «Прости. Миша!» Но Миша в этот раз его не простил. Он сказал: «Ты становишься однообразным». Так гласит легенда, которыми буквально напичкан этот дом, полный когда-то литературной жизни. Этот кусок канала Грибоедова вообще необыкновенно насыщен: напротив «недоскреба» – Михайловский театр оперы и балета, чуть дальше – корпус Бенуа Русского музея, и венчает эту часть канала храм Спаса-на-Крови на месте убийства народовольцами императора Александра Второго, построенный наподобие старинного храма Василия Блаженного в Москве, что несколько неожиданно смотрится в Петербурге – однако при всем том этот пейзаж прекрасен. Помню, как мы детьми после войны ползали в руинах храма, собирали яркие осколки мозаики с осыпавшихся куполов и выкладывали из них свои рисунки.

КУШНЕР

Замечательно про это место нашего города написал лучший поэт современности Александр Кушнер, который тоже вырос на этих берегах:

Вот грибоедовский канал,

Удобный для знакомства,

Где старый друг меня снимал

Для славы и потомства.

Бумажный сор у моего

Носка юлит неслышно.

Со славой, друг мой, ничего

Пора сказать, не вышло.

Но так прекрасен дом, канал,

Край неба темно-алый,

Как будто все сбылось, что ждал.

И сверх того, пожалуй.

Да – литература тем и хороша, что дарит нам что-то «сверх того», добавляет полноты и остроты нашей жизни. Пойдем по Невскому дальше.

ГОГОЛЬ

С узкой Малой Конюшенной улицы сморит на нас памятник еще одному гению, прославившему Невский проспект – Николаю Васильевичу Гоголю.

«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайне мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бедных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет двадцать пять лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта. А дамы! О, дамам еще больше приятен Невский проспект. Да и кому же он не приятен? Едва только взойдешь на Невский проспект, как уж пахнет одним гуляньем. <…> Всемогущий Невский проспект!»

И молодой Гоголь, Гоголь-щеголь, только что приехавший в Петербург, оставил свои следы на тротуаре Невского, и был счастлив здесь! И нарисовал самый точный, самый эмоциональный его портрет: «Начнем с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и на сострадательных прохожих. <…> По улицам плетется нужный народ: иногда переходят ее русские мужики, спешащие на работу…

<…> В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций с своими питомцами в батистовых воротничках. Английские Джонсы и французские Коки идут под руку с вверенными их родительскому попечению питомцами и с приличною солидностию изъясняют им, что вывески над магазинами делаются для того, чтобы можно было посредством их узнать, что находится в самих магазинах. Гувернантки, бледные миссы и розовые славянки, идут величаво позади своих легеньких, вертлявых девчонок, приказывая им поднимать несколько выше плечо и держаться прямее; короче сказать, в это время Невский проспект – педагогический Невский проспект.»

И об этом Гоголь тоже знает не понаслышке – наверняка и он проходил здесь с вверенными ему чадами. Приехав в Петербург из малороссийского города Нежина, закончив лицей, где он прославился забавными байками и актерскими способностями, Гоголь был полон самых тщеславных планов, но в первое время вынужден был работать педагогом сперва в семьях, а после – в учебных заведениях.

«Но чем ближе к двум часам, тем уменьшается число гувернеров, педагогов и детей… <…> В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой – греческий прекрасный нос. Третий несет превосходные бакенбарды, четвертая – пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый – перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая – ножку в очаровательном башмачке, седьмой – галстук, возбуждающий удивление, осьмой – усы, повергающие в изумление. Но бьет три часа, и выставка оканчивается, толпа редеет… В три часа – новая перемена. На Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых вицмундирах. Голодные титулярные, надворные и прочие советники стараются всеми силами ускорить свой ход. Молодые коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари спешат еще воспользоваться временем и пройтиться по Невскому проспекту с осанкою, показывающею, что они вовсе не сидели шесть часов в присутствии. Но старые коллежские секретари, титулярные и надворные советники идут скоро, потупивши голову: им не до того, чтобы заниматься рассматриванием прохожих; они еще не вполне оторвались от забот своих; в их голове ералаш и целый архив начатых и неоконченных дел; им долго вместо вывески показывается картонка с бумагами или полное лицо правителя канцелярии.»