От прощания до встречи - [8]

— Победителей не судят, — подтвердил Прокофьев.

Это — уже решение. Жичину было интересно: подумали они о ребятах иль глядели только на себя, на собственные силы? И сами ведь не железные. Он слышит тяжелое, прерывистое дыхание Струкова, и сомнения гложут его все сильнее. Может быть, на порыв ставку делают, на всесокрушающее «ура» или честолюбие взвилось выше их самих? Не должно бы: Прокофьев был не такой. И командир тоже.

— Командиров взводов ко мне! — властно распорядился Струков, и шедший позади связной тотчас же скрылся в темноте.

Повеселел Струков после своего приказа и задышал вроде бы легче. Лица Прокофьева Жичин не видел, но чувствовал, что Струков одним махом и у него снял с плеч тяжесть. Один Жичин не мог отогнать сомнения, хотя и в него холодным ужом вползал воинственный пыл, перемешанный со страхом. По рукам, по спине целым войском забегали мурашки, щекоча и будоража тело и душу. Эта бегающая, всеобъемлющая до спазм щекотка не покидала его до самой атаки.

Операция началась в полночь. Первому взводу выпало самое опасное и самое красочное дело. Ему было приказано растянуться в линию вдоль юго-восточного берега острова. Каждый боец получил ракетницу и комплект разноцветных ракет. Прокофьев не упустил возможности пойти с этим взводом. Жичина направили во второй взвод. Им было отдано на разведку и на штурм восточное побережье. Остальным взводам достались запад и север. Командир роты Струков, оставив при себе отделение, расположился на стыке первого и второго взводов. Это было самое выгодное место для обзора и для управления.

Жичин лежал на снегу и пытался представить себе маяк — главный объект атаки двух отделений второго взвода. Перед глазами вставали десятки маяков, виденных раньше, а этот никак не давался, ускользал из поля зрения. «Шут с ним, — подумал он. — Только бы взять его».

В полуночном небе хлопнула и рассыпалась мелкими брызгами красная ракета. Жичин вздрогнул. Ждал ее каждый миг, а она все равно взвилась неожиданно. Вслед за ней взлетели в небо десятки ракет. Целый каскад огней — белых, желтых, зеленых — опоясал юго-восточный берег. Не успел он потухнуть, как новый эшелон разноцветных звезд вспыхнул на том же месте. Остров был как на ладони. С берега послышался лай собак, крик петухов, потом забегали люди. Раздалась пулеметная очередь, за ней вторая, третья. Почти одновременно грохнули три орудия. «Не густо, — подумал он. — Может, и правы Струков с Прокофьевым. Если пойдет дело, как задумано, и в отряде будет меньше потерь, и разрушений на острове будет меньше».

А пулеметы и пушки гвоздили по первому взводу. Снаряды со звоном врезались в лед, и в тот же миг в воздух взлетели фонтаны воды и осколков льда. Освещенные цветными огнями, они являли собой эффектное зрелище.

Жичина до озноба охватила радость, когда в ту же минуту слева от себя он увидел две красные ракеты, выпущенные одна за другой. Это был сигнал к атаке. Он поднялся во весь рост, крикнул «ура» и понесся к берегу. Слева, справа, сзади неслось это «ура», и он бежал, не оглядываясь, кажется, даже не дыша.

К нему подбежали два бойца. Ползком они добрались до калитки прибрежного дома. Там никого не было. У крыльца — собака на цепи. Невинную лайку хозяева бросили на произвол судьбы.

— Цыц, лохматая! — прикрикнул на лайку боец, в котором он узнал Ишутина.

— Как нога? — спросил Жичин.

— Порядок.

— К маяку двинемся иль передохнем?

— По мне, так лучше двигаться. Отдохнем на маяке.

Они поползли. Где-то совсем рядом, захлебываясь, чужим голосом строчил пулемет. Пришлось залечь. Как Жичин ни старался определить, откуда он бьет, не мог. То впереди послышится, то справа.

— Он же на маяке, гад! — шепотом прокричал Ишутин. — Мы его, миленького, сейчас же и схватим.

Ишутин рванулся было вперед. Жичин остановил его. Объяснил, что надо зайти с севера, а то, пожалуй, и схватит очередью.

— Другие подоспеют, и мы останемся с носом, — выложил он последний свой козырь, но и этот довод не поколебал решения Жичина.

— За мной! — скомандовал он и пополз вправо. На минуту представил, какие слова посылал ему вдогонку Ишутин, и стало весело. Должно быть, поэтому полз он легко и сноровисто. Многоопытный Ишутин едва поспевал за ним.

Доползли, толкнулись в дверь — не тут-то было. Решили чуть-чуть отдышаться. К Жичину подоспели еще три бойца, потом еще двое. Сверху полоснула длинная, отчаянная очередь. До них ему теперь не достать, хотя они были у самых его ног, а ребятам из первого взвода, наверное, туго приходится. Пора заткнуть ему пасть. Заходили ходуном приклады, топоры, а дверь, как была, так и осталась на месте. «На совесть сработано», — подумалось Жичину. Он приказал всем отойти и начал готовить связку гранат.

— Разрешите мне, — попросил Ишутин. — Я на подрывном деле собаку съел.

Жичин молча уступил ему гранаты. Он, должно быть, впрямь знал толк в подрывном деле. В считанные минуты он каким-то чудом ухитрился сделать углубление в толстенной кирпичной стене у самого засова, подкреплявшего дверной замок, и тотчас же рванул взрыв. Дверь была взломана. Жичин подтолкнул ее и вошел в помещение. Вдоль круглой стены винтом уходила вверх железная лестница. Он поднял винтовку, трижды наугад выстрелил. Стало тихо и жутко, как в погребе.