От прощания до встречи - [117]
— Боюсь, со мной будет то же самое в Париже.
Подошел Комлев, смущенно улыбнулся, присел.
— Ой, поглядите! — воскликнула Маргарита Владимировна. — Я весь бифштекс съела! Вот уж не думала.
— Может быть, еще по одному закажем? — спросил Жичин.
— Что вы, что вы! — Она замахала руками. — Я не знаю, смогу ли я с одного-то подняться.
У Комлева был важный разговор с американцами за длинным столом в углу, и он попросил не обижаться на него.
— Обидимся или нет? — спросил Жичин Маргариту Владимировну.
— Наверное, нет. У начальства свои заботы.
— Правильно, — сказал Комлев. — А тебе, Федор, боевое задание: доставить Маргариту Владимировну в целости и сохранности.
Маргарита Владимировна жила на Рю де Гренель, недалеко от посольства, они решили пойти пешком. Вечер был безветренный, теплый, после прокуренного ресторана дышалось легко и вольно. Маргарита Владимировна взяла Жичина под руку, и они не спеша тронулись в путь.
Пока дошли до площади Согласия, встретили не менее дюжины уличных девиц. С мужчинами, если они шли в одиночку, эти девицы обращались более чем бесцеремонно: хватали за руки и тащили за собой. Увидев такую сцену, Жичин рассмеялся.
— Вы не смейтесь, это бич. Со временем, надо полагать, будет лучше, а пока идет война…
— В Лондоне, если девица ведет себя подобным образом, ее арестовывают.
— Это в Лондоне, а здесь… Здесь оккупанты были и нужда крайняя.
Они вышли на площадь Согласия, широкую, просторную, и остановились, чтоб глянуть на нее. Жичин проезжал здесь не раз, но видел ее из машины, а вот так, не спеша, поистине воочию, обозревал впервые. Окутанная полумраком, вечером она смотрелась особенно хорошо. Сказочно выглядела громада Дворца правосудия.
— Вот что значит простор! — Маргарита Владимировна старалась умерить свой восторг, но не получалось. — Сгрудь зодчий эти здания, подожми их друг к другу, урежь площадь — и Дворец правосудия был бы не дворец, и другие здания померкли бы.
— Конечно, — согласился Жичин. — Мне вспомнился Ленинград, и я подумал: если б вокруг Исаакиевского собора не было хорошего пространства, он тоже не смотрелся бы.
На мосту через Сену ощущался холодный ветер, Маргарита Владимировна крепче сжала руку своего провожатого.
— Второй месяц как я в Париже, а посмотреть успела очень мало. Днем одолевают дела, а вечером одна тоже не походишь, могут принять за уличную. Думала с вами побродить, а вы вот уезжаете. — Она на минуту остановилась, заглянула ему в лицо и стала вдруг рассказывать свою жизнь.
Французскому языку она научилась в детстве у бабушки. В школьные и институтские годы вслед за бабушкой зачитывалась французскими романами. Институт иностранных языков избрался сам собой. Много раз влюблялась: и в школе и в институте. Но как быстро влюблялась, так быстро и разочаровывалась. Ни один юноша в душу не запал, многих даже не помнит.
Военных не любила, полагала их невеждами и солдафонами. До тех пор пока не встретила на пути Афанасия Птицына, своего мужа. Они познакомились на студенческом вечере, поначалу ей и имя его не нравилось, и фамилия казалась несерьезной. А когда узнала, что он военный, капитан-танкист, то и совсем от него отвернулась. Потом как-то в разговоре он обронил несколько фраз по-немецки — свободно, с добротным произношением, — и она переменилась: полагала, что владение иностранным языком — первый знак интеллекта. Она растаяла окончательно, выслушав его рассуждения о теории ведения современной войны. Ей стало ясно, что ум у него недюжинный. Теперь и имя устраивало ее, даже редким, оригинальным виделось, а уж фамилия — Птицын — представлялась специально рожденной для полета. Она полюбила капитана Птицына и вышла за него замуж. Четыре года назад родилась у них дочь Маша. Сейчас она в Москве, у бабушки, может быть, и по-французски уже лопочет.
Жичина тоже потянуло на исповедь, и он поделился с ней заветными, с мальчишеских лет, мечтами о кораблях и океанах, о дальних походах, о схватках с коварными врагами. Не утаил он и свои сердечные дела. Рассказал грустную историю об Ольге, погибшей на фронте, доверил сложные отношения с британской девушкой Патрицией.
— Жениться надо на своей, на русской, — твердо сказала Маргарита Владимировна. — Это не в кино сходить и не в ресторан. Хорошо жениться — это на всю жизнь.
Впереди не торопясь шла в обнимку влюбленная парочка. Молодые люди то и дело останавливались и самозабвенно целовались. Маргарита Владимировна делала вид, что не замечает их, Жичин тоже.
— Впрочем, если эта любовь — страсть, тогда, конечно, другое дело, — нехотя поправилась Маргарита Владимировна. — Тогда надо идти до конца. Но такая любовь, наверное, случается не часто.
Они уже шли по знакомой улице Гренель. Здесь было посольство, здесь жила Маргарита Владимировна. Их обогнал странный экипаж: велосипедист катил за собой небольшую самодельную коляску, в которой восседал солидный пассажир. Рикша, да и только.
— Видите, как на хлеб себе зарабатывают, а вы про свой Лондон…
Неожиданно для себя Жичин обнял ее.
— Это глядя на них? — насмешливо спросила она, кивнув на парочку, и звонко рассмеялась. Жичин слегка оторопел, руки его невольно опустились.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.