От потрясенного Кремля до... - [44]

Нынешний съезд — явление другого порядка, и страсти, которые здесь кипели, определялись столкновением подлинных интересов, которые были различны, поскольку общество, как выяснилось, не монолитно. И если одни депутаты, выражая свои интересы, говорили о большей степени независимости, свободы в экономике, в политике, в искусстве и культуре, то другие — по старой доброй традиции и привычке — строили свои выступления таким образом (и порой весьма драматически), чтобы получить больше благ из Центра.

Представители аграриев, например, говорили, что развитие колхозов и совхозов сдерживается ввиду огромных долгов государственному банку страны и просили снять эти экономические гири, простить долги. Представители различных организаций, территориальных образований ярко (а, главное, правдиво) живописали ужасное положение на местах и тоже просили помощи у Центра.

Иные просьбы звучали странно: рыбаки просили Центр выделить им рыбу, а ткачихи — отпустить полотна…

И такой характер выступлений в общем не случаен — это одно из проявлений массового сознания, когда Центр рассматривается ослепительной и верхней ступенькой иерархии, абсолютным распределителем поблажек. И если раньше, в условиях традиционного воспитания и привычного мировоззрения, никаких вопросов в связи с этим не возникало, то теперь, на фоне обострения чувства национального самосознания, сразу же обострился и политический эквивалент, который совсем еще недавно, загнанный в угол, презрительно назывался местничеством.

Разом взявшись за вычисления, не то что многие, но даже все обнаружили, доказали и показали друг другу неоспоримые документы, из которых следует, что данная область, регион, район, город непрерывно теряют огромное количество материально-технической продукции в пользу вышестоящих центров. И вдруг осенило — решение оказалось (показалось), как всегда, простым и надежным: если вывозить меньше и оставлять больше, то жить будет лучше, потому что больше — лучше, чем меньше. Но в этой простой и прелестной схеме есть несколько, к сожалению, изъянов.

Во-первых, если представить себе, что огромное количество материально-технических ресурсов тысячами ручейков и десятками мощных рек сливается, наконец, в какую-то грандиозную купель, то сосуд этот должен быть полон, и значит, где-то должно быть изобилие, но где? Такого места, по крайней мере у нас в России, нет.

Но куда же все это девается тогда? Я думаю, что огромная часть национального дохода просто омертвляется. А пути омертвления, как пути Господни, неисповедимы. На поверхности лежат лишь громадные проекты. Сколько стоило, например, уничтожить Аральское море — дело ведь непростое. А сколько стоит его восстановить? Впрочем, уничтожить грандиозные рыбные запасы Волги, Дона, Азовского моря ведь тоже было недешево. И расправа с тайгой и тундрой потянула немало средств. И в этом же ряду — нерентабельные промышленные гиганты — гордость пятилеток, и огромная внешняя помощь, и огромная же задолженность страны — и все это основано на политических расчетах, которые не состоялись, и на амбициях, которые не оправдались. И отчего же не простить долги своим колхозникам, если простили чужим? Но меняет ли это суть дела? А в чем она — суть?

Именно по этому вопросу и схлестнулись депутаты на съезде, ибо у каждого свое собственное видение сути. И здесь интересным рефреном прозвучало в речах некое слово, и слово это, надо сказать из прошлых времен, объясняло все сущее в жизни нашей, хоть и звучало совершенно абстрактно и абстрактно же произносилось — без точного порой адресата, а в бесконечность куда-то. Это слово — бесхозяйственность. Вот он — корень наших бед, и ведь каждый поймет — и «левый» и «правый». Но ведь смысл, смысл-то потерян, а слово русское, не импичмент какой-нибудь и не импиш мэн. А бесхозяйственность означает «без хозяина». Нельзя без хозяина, так жить нельзя!

Впрочем, вокруг этой главной политической фигуры — фигуры Хозяина и происходили самые отчаянные сражения на съезде. И если в этом плане отойти от конкретного перечисления соответствующих законопроектов, то в общем следует сказать, что политические симпатии и антипатии формировались вокруг соотношений свободного рынка и административного распределения. Вот, пожалуй, самый важный вопрос, самая главная проблема, которая и определит ход дальнейшего исторического развития России.

Впрочем, и эту важнейшую проблему нельзя рассматривать изолированно. В наших условиях переход от абстрактной, ничейной собственности к свободному рынку, от бесхозяйственности к хозяину может быть обеспечен только глубокими демократическими изменениями в обществе. И в этом смысле весь комплекс связанных здесь проблем находит свое отражение в платформе, которую предложила «Демократическая Россия». Свое личное отношение и свое видение этой платформы я изложил бы следующим образом:

«Платформа „Демократическая Россия“ радикальна. Это чрезвычайная платформа, выдвинутая в чрезвычайное время. Необходимость принятия и реализации этой платформы определяется тем обстоятельством, что никакие полумеры сегодня уже не могут вывести нас из тупика. По существу речь идет о двух параллельных процессах: во-первых, о полном и окончательном демонтаже административно-командной системы, и, во-вторых, о формировании принципиально новой для нашего общества экономической и политической инфраструктуры. Что касается первого процесса, то печальный опыт десятилетий показал, что даже самые, на первый взгляд, привлекательные изменения внутри существующей системы не приводят к желаемому результату, ибо реформы подобного рода привлекательны лишь с первого взгляда и принципиально носят поверхностный характер.