От Падуна до Стрелки - [29]

Будущие студентки, вытащив тетрадки, уткнулись в них носами. Я же втискиваюсь в пилотскую кабину. Летчик косится в мою сторону, а штурман одобрительно кивает головой.

Из стеклянного фонаря кабины открываются дали. Кругом, на сколько хватает взгляд, буро-зеленая тайга. Только под левым крылом змеится Ангара да изредка внизу проплывают черные плеши лесных гарей.

Лес, лес, лес, безграничный зеленый океан. Когда много лет назад впервые на мировом рынке появилась ангарская сосна, она сразу была признана первоклассной. В кежемских лесах ее восемьдесят, а в богучанских более сорока процентов. В год прирост леса в Приангарье между Братском и Стрелкой составляет примерно полтораста миллионов кубометров, а общие запасы древесины исчисляются миллиардами кубометров. На сколько же сотен лет хватит ангарского леса, даже в том случае, если в год вырубать, как это запланировано на конец двадцатилетки, двадцать — двадцать два миллиона кубометров.

Еще до революции немного ниже слияния Ангары и Енисея в поселке Маклаково появился лесообрабатывающий завод, который за годы Советской власти вырос в несколько раз. Сейчас там же сооружается крупный комплекс, в который войдут четыре шпалозавода, три 16-рамных лесопильно-деревообрабатывающих комбината, целлюлозно-бумажный и целлюлозно-картонный комбинаты, фанерный и гидролизный заводы. Все вместе они в год «переварят» восемь миллионов кубометров древесины. Кроме того, в Красноярском Приангарье появятся еще три подобных лесохимических комплекса — Богучанский, Чуноярский, Большепитский.

Знаете ли вы, что из ста вагонов круглого леса при распилке получается тридцать вагонов опилок? Знаете ли, что, перевозя сто тысяч кубометров бревен по железной дороге, мы одновременно перевозим четырнадцать тысяч тонн никому не нужной воды? Знаете ли, наконец, что при обработке миллиона кубометров древесины без участия химии потери составляют три миллиона рублей?

Новые лесохимические комплексы в Приангарье позволят избежать этих потерь, их вообще не станет, каждая опилочка, каждая щепочка пойдет в дело. Уже действующий Братский лесопромышленный комплекс в год должен вырабатывать: двести тысяч тонн сульфатной вискозной целлюлозы, которая идет для изготовления штапеля и искусственного шелка (это в три раза больше, чем давала вся промышленность в 1958 году), миллион шестьсот тысяч кубометров пиломатериалов, двести восемьдесят тысяч тонн картона, сто тысяч кубометров древесно-стружечных плит, сорок шесть тысяч тонн кормовых дрожжей, двадцать одна тысяча тонн скипидара, масел, фитостеарина, на три миллиона рублей мебели. И ни грамма отходов!

Пусть не сетует на меня читатель за обилие цифр, но мне кажется, с их помощью легче представить и размеры зеленого богатства Приангарья, и то, как мы собираемся его использовать. Я не буду говорить о десятках других проблем — о лесоустройстве, ю научных методах вырубки тайги. Это особые вопросы, и, поверьте, наши лесоводы, лесники, химики занимаются ими серьезно и глубоко. Они-то и должны сделать так, чтобы прекратилась никчемная перевозка опилок и воды, чтобы леса хватало для всех многочисленных строек, чтобы в квартирах наших появилась красивая дешевая мебель и чтобы, наконец, дерево стало не только строительным материалом, но и ценным химическим сырьем.

…«Аннушка» идет на посадку.

— Проспихино, — сообщает штурман.

Самолет окружает толпа людей. Играет гармонь, кто-то топает ногами по траве, кто-то поет высоким, резким голосом. Оказывается, провожают солдата, местного парня, приезжавшего домой на побывку. В последнюю минуту выяснилось, что забыли в избе все его пожитки, летчик нахмурился, но, уступая уговорам компании, машет рукой, и десяток добровольцев бегут в деревню.

А я тем временем разговариваю с начальником местного аэропорта. Он говорит, что Проспихинский рейд — первый крупный на Ангаре, отсюда почти каждый день уходят плоты на Стрелку. Я спохватываюсь, как же можно путешествовать по реке и не поплавать на плоту. Прощаюсь с будущими студентками, которые кивают мне, не отрываясь от своих тетрадей, и спрыгиваю на траву. А через пять минут, спускаясь с откоса к реке, вижу, как «Аннушка» исчезает над тайгой.

С воздуха казалось, что половина русла Ангары забита бревнами, а с берега свободной воды и вовсе не было видно. Передо мной предстает сложное сооружение рейда со своими улицами, мостиками, переходами. Здесь лес вяжут в ленты объемом до шести тысяч кубометров, а уже в Стрелке их соединят в огромные плоты, которые мощные буксиры тащат в Игарку. Техника вязки лент проста. Несколько выше запони в воду специальными лебедками сбрасывают бревна. Течение подтаскивает их к входу в запонь. На мостике стоят парни и пиканками — длинными шестами с наконечниками на конце — сортируют стволы, подтаскивают в коридоры. Сортируют по многим признакам: если бревно достаточно длинно, а древесина чистая, не имеет красноватого оттенка — это высший сорт, так называемый пиловочник, и его загоняют в левый коридор, другие стволы пойдут в средний или правый. Когда они подплывают к плоту, где стоит лебедка, их по шесть-семь штук вяжут проволокой в пучки, из пучков формируют секции, а из пяти секций составляют ленту. Чтобы ее увязать, надо около четырнадцати тонн такелажа — проволоки, троса, специальных зажимов, тормозных цепей.