От Олимпии до Ниневии во времена Гомера - [18]
Локры воевали с помощью луков и пращей — родственных видов оружия. Саргон поселил в Кумухе 20.000 стрелков из лука, 1000 пращников и 1500 всадников. Как лучники, так и пращеметатели пользовались оружием дальнего боя, при этом у них были заняты обе руки. До VIII в. до н. э. щит носили на ремне «теламоне», укрепленном на плечах, так как руки были заняты. Во время боя щит передвигали вперед и держали за рукоять, сделанную в центре внутренней стороны, с тем чтобы он служил панцирем. Это было неудобно, так как сковывало движения воина. Поэтому лучники и пращники, стрелявшие стоя или с колена, щитами не пользовались. У лучников даже шлема не было на голове: он мешал целиться. Гомер знал это хорошо (Илиада, XV, 439 сл.). Стрелка прикрывал большим щитом оруженосец или соратник, вооруженный копьем или мечом. Рассказом о том, как утомленный Аякс отдавал товарищам свой плетеный щит (Илиада, XIII, 709 сл.), Гомер сознательно снижает значение щита в битве. Описанный им щит имеет большое сходство с продолговатым микенским, который, конечно, был известен поэту по различным изображениям, например рисунку на микенском мече. Совершенно неправомерно утверждение, что в гомеровских описаниях сохранились следы древнего эпоса: слишком уж современны они для того времени. Гомеру не нужен был эпос, он знал микенское оружие и снаряжение так же хорошо, как и современное ему вооружение. На найденном в Микенах мече лучник стоит, преклонив колено, его загораживает воин со щитом, бросающий копье. Этому изображению точно соответствует следующий рассказ Гомера:
(Илиада, VIII, 266 сл.)
То, что Тевкр бегом возвращается под защиту Аякса, может на первый взгляд показаться странным: Аякс не стоит на месте, как это полагалось тому, кто держал щит. Это объясняется тем, что Гомер не хотел низвести своего Аякса до положения оруженосца; пока Тевкр поражает врага, Аякс тоже не бездействует. Здесь поэт не совсем объективен, ведь Аякс и Тевкр — братья, причем именно Тевкр, как незаконнорожденный, рангом ниже. У их отца странное имя — «Теламон», то есть «щитовой ремень». К этому надо добавить, что другой Аякс, сын Оилея, был предводителем локров, стрелявших из луков. Сам же Аякс, как и его тезка, сын Теламона, действует щитом и копьем. Отсюда можно сделать вывод, что первоначально был только один Аякс, предводитель локрских лучников. Этим лучникам нужен был щит, а следовательно, и его носитель — сын «щитового ремня» Теламона, который уже не мог быть передовым бойцом. Его роль сводилась к ношению щита, и только в случае острой необходимости он пускал в ход копье. Диву даешься, что вытворяет Гомер. Он, например, утверждает (Илиада, XIII, 712), что у локров не хватило мужества следовать за их предводителем Аяксом. Гомер объясняет это так: у них не было ни щитов, ни шлемов, только луки. Но ведь сражается ли воин в панцире, держит ли он перед собой щит сам, или перед ним его держит оруженосец — в конце концов не так уж важно. Однако Гомер с этим не согласен. Такое же пренебрежительное отношение к лучникам и к пращникам мы находим во фрагменте из произведения поэта Архилоха, которого считают современником Гомера:
Согласно одной из легенд, Гомер и Гесиод участвовали в состязаниях в Халкиде на Евбее. Если даже это анекдот, он все-таки свидетельствует о том, что пренебрежительное отношение к лучникам и пращникам Гомер вполне мог воспринять на Евбее. Различия в описании вооружения обоих Аяксов и их свиты не имеет реальной основы и заставляет нас настороженно относиться к рассказам Гомера: далеко не каждый из них мы должны принимать на веру. Гомер использует любой подвернувшийся ему материал и легко направляет его и осмысливает по своему усмотрению. И это для нас самое интересное. Гомер сомневался в возможности применения огромных щитов, которые он мог видеть на микенских рисунках и многие из которых сохранились в храмах в виде посвятительных даров. Он хорошо понимал, что более поздние ассирийские щиты были удобнее и практичней. Но почему не использовать необычную форму этих, с его точки зрения, абсурдных и страшных щитов, если они могут украсить повествование? Микенец Перифет, сын Копрея, зацепился ногой за обод такого щита (говорили, что они били по ногам при ходьбе). Споткнувшись, он падает на спину, его шлем со звоном ударяется о землю; Перифет оказывается беззащитным, и Гектор пикой пронзает его грудь. Представить это довольно сложно: Перифет, конечно, мог вывихнуть себе лодыжку и упасть навзничь. Но разве это сюжет для древнего эпоса? Разве мог герой погибнуть в результате такой смешной случайности?
