От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны - [3]

Кто же сопровождал премьера в Мюнхене? По данным, полученным в Париже Боннэ, там ожидали двух министров иностранных дел «оси» — Риббентропа и Чиано. Боннэ послушно сопровождал Даладье на англо-французских переговорах в Лондоне, но по этому поводу заметил: «Я дал понять, что предпочел бы остаться в Париже, и попросил месье Леже заменить меня».

Алексис Леже, генеральный секретарь министерства иностранных дел, дал несколько иную версию. Гитлер, говорил Леже, не желал присутствия министров иностранных дел (исключение было сделано для Галеаццо Чиано, зятя дуче), с тем чтобы четверо вождей могли сообща разрешить дело. Это шло вразрез с французской традицией коллективной ответственности кабинета, согласно которой министр иностранных дел сопровождал премьера на важных международных совещаниях. Но на сей раз кабинет решил уступить Гитлеру, и Леже, несмотря на его возражения, было предписано сопровождать Даладье.

Леже, должностное лицо, не связанное с политикой, запросил у кабинета инструкции по поводу его возможных действий в Мюнхене. Боннэ сообщил ему, что кабинет не принимал никаких решений по данному поводу, после чего Леже добился заявления от генерального штаба о том, что новые границы Чехословакии должны лежать за пределами укреплений, чтобы не были нарушены связи между востоком и западом страны, а «пояс» между Моравией и Словакией не был сужен. Эти указания вполне соответствовали тому, что говорил тем утром Гамелен Даладье, но в то же время, увы, они не могли быть реализованы, ибо пражское правительство уже успело сделать далеко идущие уступки.

Когда следующим утром французская делегация прибыла в Ле Бурже, на землю спустился небольшой туман. Леже сопровождал опытный дипломат, глава европейского отдела МИД Франции Шарль Роша, а Даладье сопровождал его верный «шеф кабинета» и приятель Марсель Шапье.

Отъезд Даладье собрал большое число провожающих официальных лиц: кроме членов кабинета там были большинство префектов, руководителей воздушного транспорта, репортеры и множество высокопоставленных дипломатов, в том числе посол Великобритании сэр Эрик Фиппс и поверенный в делах Германии д-р Курт Брауер.

Серебристый двухмоторный «пуату» ожидал премьера и его свиту. Он взлетел незадолго до девяти часов и в четверть двенадцатого достиг Мюнхена. В аэропорту был Риббентроп; он сопровождал Даладье во время обхода строя почетного караула и по пути в знаменитый отель «Четыре сезона», где должна была разместиться французская делегация. Когда кортеж автомашин приблизился к центру Мюнхена, многочисленная толпа шумно приветствовала премьер-министра.

Несмотря на почетный и преисполненный энтузиазма прием, Даладье выглядел не совсем здоровым: «Его широкая, загорелая голова была втянута между плеч, лоб покрыт глубокими морщинами. Он казался мрачным и погруженным в мысли. Еще отчетливее это проявлялось у Леже». Таковы были впечатления посла Франсуа-Понсэ, прибывшего накануне поездом из Берлина и встречавшего шефа в аэропорту.

Прибыв в отель «Четыре сезона», Даладье в своем апартаменте выслушал доклад Франсуа-Понсэ. Затем премьер сам сказал несколько слов, и одна фраза особенно запала в память прибывшего вместе с послом из Берлина помощника военно-воздушного атташе капитана Поля Стелэна: «Все зависит от англичан, — сказал Даладье, — нам ничего не остается, кроме того чтобы следовать за ними».

Стелэн выслушал это с удивлением, но на самом деле здесь нечему было поражаться. «Пуату» был французским самолетом, но прибыть в Мюнхен его побудила британская инициатива, и теперь на руках у него не было своих карт.

Зазвонил телефон. Помощник атташе поднял трубку. Герман Геринг ожидал Эдуарда Даладье, чтобы сопровождать его в «Фюрербау».

III

Несомненно, из четырех главных действующих лиц, направлявшихся в Мюнхен, самым счастливым был Бенито Муссолини. Дуче собирался находиться в центре арены действий, перспектива, доставлявшая ему особую радость: он все больше и больше нервничал по поводу того, что немцы загоняли его на край арены.

В начале этого года во время событий, приведших к аннексии Германией Австрии, он был чрезвычайно раздражен тем, что Гитлер ни малейшим образом не намекнул ему о своих планах. Сам по себе «аншлюс» явился сильным ударом по политике Италии в Центральной Европе, со времен первой мировой войны основанной на сохранении независимости Австрии. Таким образом, пока Австрия не будет присоединена, немцы в итальянском Тироле не будут требовать присоединения части этой беспокойной территории к фатерлянду. В апреле Муссолини был разъярен статьей в одном из лейпцигских изданий, «в которой снова поднимается вопрос о Южном Тироле и в отношении итальянского населения используется язык силы». Разгневанный дуче сказал Чиано, что «эти немцы заставят меня проглотить горчайшую пилюлю в моей жизни; я имею в виду французскую пилюлю». И Чиано со своей стороны беспокоился, как бы «ось» «не полетела вверх орлом» из-за «неразумного» поведения немцев в Южном Тироле.

Пришел сентябрь, и повторилась та же история. Кризис развивался, и Муссолини бесило отсутствие информации из Берлина. Каковы были планы Гитлера? Нуждался ли он в помощи со стороны Италии? Не проводилось никаких совещаний, и на срочные запросы приходили лишь неясные ответы. Наступили и прошли Нюрнберг, Берхтесгаден и Годесберг без каких-либо прямых обращений со стороны Гитлера, пока 25 сентября он наконец не соизволил довести до своих итальянских союзников информацию, известную им, впрочем, уже по другим каналам: если к 1 октября чехи не уступят, он атакует их.