От любви до ненависти и обратно - [12]

Разбежались все. Кто мог, заручился “ненападением” у западников и отправился в свою провинцию; кто не мог – по большей части жители – спешил к нестоличным родственникам. Пуще князя боялись люди колдовских умертвий, что подняла герцогиня с кладбища. Разгуливали они теперь по улицам. Смирные, но как чума ужасные. Боялись люди, что ослушаются создательницу и нападут на живых, сколько бы она их на солдат чужих ни натравливала.

Кто остался, того герцогиня в подземелье отправить рассчитывала. Солдаты ходы разобрали и факелами все заставили. Наводнила она туннели змеями, а места для людей мороком спрятала. Жутко было в городе. Пустынно и холодно.

– Отправьте кого-нибудь еще, – отмахнулась от очередной просьбы Грета. – Я лучше пойду в храм молиться.

– Никак нельзя, – подбежал к ним взмыленный начальник стражи. – Просят герцогиню, – он наклонился и тихо продолжил. – Говорят, сам князь с ней поговорить желает.

Грета остановилась: “А не придушить ли его плетью по такому поводу?”

– Пойдете? – умоляюще смотрел на герцогиню Брен.

– А пойду, – коварно улыбнулась Грета и направилась к городским воротам.

Когда Грета поднялась на одну из небольших приворотных башен, ей сразу бросился в глаза высокий рыцарь на вороном коне. Он стоял поодаль и ничем не отличался от прочих в отряде, но было в нем что-то притягивающее внимание. Доспехи неприметные. Чуть крупнее среднего – был в отряде и гигантский оборотень, – а глаза так и смотрели на мужчину в сторонке.

“И шлем не снял. А не князь ли это скрывается?”

– Леди Триллиум, – поклонился высокий брюнет. – Меня зовут Оберон. Я родом с Междуречья запада. Вы, скорее всего, не слышали. Ну да неважно. У Черного князя к вам предложение.

– И какое же? – равнодушно спросила Грета, а сама все на рыцаря поглядывала.

– Он просит вашей руки.

Грета потеряла дар речи. Смотрела на Оберона яростным взглядом, а стражники на башне стали нервно перетаптываться.

– Так что передать, леди Триллиум?

– Моей руки хочет? – ухмыльнулась герцогиня.

Она притянула лук магией и выстрелила в скрытого рыцаря. Тот перехватил ее, но стрела обернулась гадюкой и, просочившись мороком, впилась в шею.

– Вот же, гадина! – зашипел Верн, избавляясь от твари.

Сняв шлем, он посмотрел на колдунью и миролюбиво улыбнулся.

– Сдавай город, Грета! И пойдем в молебную рощу.

– Явился? Обещал убить всех и сдержал слово.

Никогда прежде она себя так не чувствовала. Изумление, ненависть, сожаление. Все смешалось в крови и ударило в голову.

– На кой черт тебе свадьба?

– Королем стать без кровопролития. Никого ведь там нет. Только ты осталась. Что ты можешь? Одна. Сдавай город, объединим семьи, все будет по правилам.

– Получишь мою руку, когда отрубишь ее на площади. Чтобы я, последняя из Триллиумов, пустила на трон животное?!

Сползла с лица улыбка у оборотня. Полыхнули гневом глаза зеленые.

– Животное, значит, – процедил сквозь зубы Верн. – Будь по-твоему.

Он надел шлем и помчался в сторону своего лагеря. Гнев переполнял Верна. Уж было успокоился, решил, что прошла его дикая ненависть – желание сравнять с землей особняк Триллиумов. Встретил ведь герцога, ничего к нему не почувствовал. А тут девчонка. Увидел ее фигурку тонкую – как ветром не унесло, неизвестно – так и захотелось устроить пепелище на месте храма главного. Еле вытерпел взгляд ее безжалостный.

“Как была высокомерной, так и осталась. Еще и выстрелить посмела, гадина!”

– Животное… – повторил Верн, ощущая весь яд ее заносчивости. – Отрублю стерве голову.

– Что прикажешь? – поравнялся с ним Оберон.

– Поймать эту тварь живой и притащить в мой дворец.

Как и предупреждал Оберон, им катастрофически не хватало людей. Верн сам тысячу раз пожалел, что так некстати поддался жалости и распустил наемников. Не готов он был воевать с коварной магией столицы: с хитроумными иллюзиями, ведущими его оборотней в ловушки; с ядовитыми тварями, поджидающими в подземельях; зубастыми трупами, нападающими на всех, кто родом не из города. Как ни жаждал Верн взять Флидабург без потерь, все внутри жаждало крови его воинов. Шептала магия голосом Триллиумов, разносилась среди домов, обволакивая его армию гибелью.

– Чертова ведьма! – проклинал герцогиню оборотень, разрубая очередное умертвие.

– Соглашусь. Но осталось недолго, – крикнул ему Оберон. – Герцогиня в храме. Я отправил туда людей, прервать молитвы и чтобы не успела натворить глупостей.

– Ты о чем?

– Мало ли как мать…

Верн не стал дослушивать. Обернулся лигром и рванул в сторону храма, не отдавая себе отчета в глупости поступка. Ввалился в святилище и замер. Грета стояла на коленях и молилась.

Как хороша она была. Чарующая колдунья с терпким голосом. Ничего, кроме приказов, не отдавала им. Властная, строптивая. Блики от лампадок играли на тугих косах, оплетенных золотом. Траурное платье подчеркивало грацию. Такой осанки не видел он у захолустных девушек, не видел кожи выбеленной у вольных оборотней. Ничто не вызывало в нем столько раздражения, сколько вызывала спесивая владычица города. Тело хрупкое и влекущее, а внутри идеала коварная ведьма гнездится, чьим шепотом прямо сейчас гибнет его армия. Оторвать бы твари голову, да только единственное, чего хочется – под ногами стелиться у гадины.