От любви до ненависти - [10]

Чувствовала утомление. Желание побыстрее оказаться дома. Чувствовала Штыро чужим, посторонним и квартиру эту чужой, посторонней. Вдруг запоздалое ощущение брезгливости появилось.

— Спасибо, доктор, — сказала я.

— Это вам спасибо. Мы еще встретимся?

В его вопросе была уже уверенность! Еще бы, он ведь выполнил программу по максимуму, уж он в этом разбирается! Женщине было хорошо, он это знает! Почему бы ей еще не прийти за этим «хорошо»?

— Нет, — сказала я. — Извините, Яков Яковлевич. Нет смысла.

— Почему?

— Все было замечательно. И тем не менее это эксперимент с отрицательным результатом. Который тоже результат. Я не изменила. Вы понимаете?

Штыро был умен. Он понял. Поэтому промолчал. Но после паузы нашел в себе силы пошутить:

— Значит, в выигрыше один я?

— Пусть так. Хотя бы так. Мне это приятно.

— Правда?

— Конечно. А вы гений секса. Просто…

— Не надо объяснять. Я все понимаю. Вам будет очень больно расставаться с этим человеком.

— Ничего. Я перетерплю. И, кто знает, может это все нелепые и необоснованные страхи? А?

Глава 6

Страхи оказались обоснованными.

Через несколько дней на Илью напали в помещении редакции. Накануне вышла статья, где он резко и аргументированно прошелся по весьма влиятельному человеку. Боголей это умеет делать замечательно. Подобные публикации были и раньше. После них раздавались угрожающие звонки, приходили письма подметные, анонимные. А тут просто и грубо, в духе времени: ворвались несколько людей и избили, переворошив все в редакции и найдя материалы, которые послужили основой для статьи.

Илья попал в больницу.

Вот там-то я и встретила Ее.

Я была возле Ильи, сидела на краю постели.

И вошла девушка лет двадцати трех. Посмотрела на Илью и сразу же — на меня. На меня смотрела дольше. И я все поняла.

Илья засуетился, бодро закричал, что все с ума сходят, у него ничего особенного нет, подозревали всякие переломы и внутренние кровоизлияния, но подозрения не подтвердились — и т. д. и т. п.

Он говорил так много, что хотелось попросить его замолчать. Но я дала ему время: пусть, пока говорит, что-нибудь придумает об этой девушке.

Но он не сумел. Растерялся, бедный.

— Это Людмила, — сказал он обо мне. — На ней вся наша редакция держится. А это Ольга. Она…

И замолчал.

— Она просто твоя знакомая, — подсказала я, глядя на девушку почти с любовью. Ох, видела я, не по себе ей было от этого взгляда!

Любишь — терпи! — так в народе говорят.

Но девушка оказалась не робкого десятка.

— Да, — спокойно сказала она. — Просто знакомая. И, можно сказать, поклонница Ильи Сергеевича. Читаю его статьи, восхищаюсь. Высказываю ему свое восхищение, когда он в универмаг мимоходом заглядывает. Я в Центральном универмаге работаю, в парфюмерном отделе. Продавщица. В общем, восхищаюсь. Ему, конечно, приятно, а мне приятно, что ему приятно.

Но надолго ее не хватило. Проговорив это, она поднялась с табуретки, на которую присела (слишком торопливо поднялась), и сказала:

— Я, собственно, мимоходом. Не буду вам мешать. Выздоравливайте, Илья Сергеевич. До свидания.

— До свидания, — вежливо откликнулся Илья.

Она вышла — и даже не запнулась о порог от моего провожающего взгляда. Впрочем, в больничных палатах нет порогов. Жаль.

— Это не та девочка, из-за которой ты дрался? — спросила я очень спокойно.

— Да нет! Она действительно в универмаге работает. Поклонница, в самом деле. Но это ничего не значит.

— Зачем ты оправдываешься, я ведь тебе не жена. И зачем врешь?

— Что я вру?

— Ты дрался из-за нее. Ведь так?

— Ну, так! — раздраженно сказал Илья. — Что тебя еще интересует в моей личной жизни? Ведь ты должна обо мне все знать, по минутам! Да?

— Ты меня с кем-то путаешь. А она мне понравилась. Я рада за тебя.

— Что ты хочешь сказать? Вот женщины! Сами говорят, что ценят человеческие отношения, и сами же на деле не признают, что между мужчиной и женщиной могут быть эти человеческие отношения. Дружба, так сказать.

— Могут быть. Но не у тебя с ней. Я же почувствовала.

— Что? Что?

— Сам понимаешь.

— Ничего не понимаю! Ты мне нужна.

Это были важные слова. Он не врал.

Теперь мой черед. Не врать.

— Да, — сказала я. — Пока еще нужна. Пока, я чувствую, у вас еще ничего не было.

Ничего этого я не чувствовала! Это был блеф. Как бы невзначай я заглянула в глаза Ильи. И увидела с мгновенной радостью: да, не было.

Но в этих же глазах увидела какую-то мысль о будущем и поняла: будет. И продолжила:

— Скоро ты ее приручишь, скоро завладеешь ею, и я больше не понадоблюсь. Ты ведь, как ни странно, честный человек, ты не можешь сразу с двумя.

— Перестань говорить глупости.

— Это не глупости. Все произошло очень вовремя. Девочка появилась как нельзя кстати. Понимаешь, все кончилось. Ты это знаешь, и я это знаю.

— Я ничего не знаю!

— Ты, как все мужчины, боишься правды. Ты, как все мужчины, готов годами мучиться, вместо того чтобы сразу отрубить кошке хвост, а не по частям. Знаешь это выражение?

— Знаю.

— Все кончилось. Истаяло. Лучше уже не будет. И как прежде не будет. Будет только хуже. Оба начнем врать друг другу. Зачем? Не лучше ли закончить именно сейчас, когда я устала…

— А ты устала?

— Не перебивай! Когда я устала, а перед тобой замаячил новый этап в жизни. Разойтись с наилучшими пожеланиями друг другу, сохранив дружеские чувства. Не говори ничего, подумай и поймешь, насколько я права. А я, пожалуй, перейду в другую газету. Не потому, что мне больно тебя будет видеть, а чтобы уж сразу, чтобы не было искушения продолжать взаимный обман.