От Калмыцкой степи до Бухары - [35]

В упомянутом дворе, бывший здесь недавно французский офицер, граф Шолэ, осматривал под навесом бухарских пушки и насмешливо определил, будто они совершенно похожи на те, из которых стреляли англичане в битве при Креси, т. е. в 1346 г. Если бы эмир о том знал, он едва ли нашел бы лестным подобное сравнение.

Гостей бека ожидает у входа в арк бухарский чиновник с посохом *[U25] ) жмет им руки и ведет к правителю. Группы служащих стоят вдоль дороги, пока туда взбираешься, во внутренней ограде главного дома. Туземный губернатор принимает в незатейливой полуевропейской обстановке, с обыкновенными, недорогими коврами, немногими креслами и стульями, в двух комнатах, из ко- /185/ торых в одной здоровается с приезжими; в другой накрыт достархан (собственно «скатерть» или, по-здешнему, «угощение», притом далеко не отличающееся изысканностью и обилием яств и лакомств). Тут, за столом у чарджуйского бека (сюда же назначаются лица весьма знатные или с большими связями: в былое время сын самого эмира, потом внуки важнейшего сановника), подается лишь малая доля всей той снеди, о которой недавно еще говорилось путешествовавшими по Бухаре. Им предлагались обсахаренные орехи, фисташки. миндаль, изюм, сладкое тесто, сбитые сливки с яичными белками, лимонное варенье, русские конфеты, виноград, дыни, арбузы; затем, - так сказать, на обед - приносилась масса блюд: жареные куры с луком, пельмени, шурпа (суп из рису и моркови), шир-брюнч (густая молочная каша), на всякие лады приготовленные баранина, куропатки, фазаны, кумыс, чай, и т. д. и т. д. Хотя, конечно, немыслимо попробовать даже половины подобного угощение, да оно и вряд ли бывает аппетитно подано; но для знакомства с некоторыми чертами туземного быта, это представляет бесспорный интерес.

Нынешний правитель (полосы левого берега /186/ Аму-Дарьи) - высокий юноша с бледной, красивой, слегка изможденной физиономией, с ничего не выражающими глазами. Его дед - родом персиянин, раб - по освобождении добился первенствующего положения в ханстве и столь же высоко вознес свое потомство. Описываемый бек, по видимому, ничем не замечателен. Речи его бессодержательны. Он, кажется, тяготится присутствием чужеземных посетителей. Между тем, именно здесь, в Чарджуе, пора к ним вполне попривыкнуть, уметь с наши побеседовать, извлечь из радушного общение с ними что-нибудь полезное и для себя, и для своей страны.

-------

/187/

XX АМУ-ДАРЬЯ.

Великая река! С какими странными чувствами приближаешься к твоим далеко не живописным берегам! С древнейших времен ты привлекала взоры историков, географов, завоевателей, купцов. Что-то таинственное, исполненное обаяния, связано было с твоими названиями для воображения европейца. И вдруг, та почти недоступная даль, в которой катились твои волны, становится легко достижимой, оглашается свистками паровозов и пароходов, скоро, пожалуй, сделается целью увеселительных прогулок, вроде Рейна, Дуная, Волги. «Одно из чудес цивилизации XIX века» - скажут его поклонники. Я думаю, что явление это имеет и другой, более сокровенный смысл: теснее закрепляются связи России со Средней Азией, стоившей нам стольких денег и крови. /188/ Если бы мы не стали твердой ногой тут‚ на старозаветном естественном рубеже Ирана и Турана, наше положение могло бы еще считаться шатким, неопределенным. Теперь же, вместе с подчинением себе широко раскинувшейся реки, мы сразу доказали свое умение пользоваться благами новейшей культуры во имя высших идей, в качестве арийцев идти к осуществлению задач будущего, проявлять творческие способности там, где до того замечался застой, преждевременное одряхление, первобытный порядок вещей. В отношении Запада, вообще русские во многом отстали, медлительнее развивают свои силы, не всегда стоят на высоте векового исторического призвания. Здесь, на Закаспийском востоке, ныне наблюдается обратное явление: гордые мечты соответствуют переживаемой действительностью. Англичане, французы, немцы и т. д. удивляются нашей разумной и упорной энергии. Литература о новосозданной железной дороге растет с каждым днем. Нечего и говорить, что смелый строитель положительно является центральной фигурой яркой картины, занимающей европейцев.

Если только немного удалиться от его скромного уютного жилища в русском Чарджуе, подходишь к мосту (длиннейшему в мире), /189/ перекинутому через рукава Аму-Дарьи. Вот ее пологие берега, отвесно срезанные быстрым течением. Вода мутная, коричнево-шоколадного цвета, благодаря обильной примеси минеральных частиц и органических веществ. Оттого-то орошаемые ею земли искони славятся необычайным плодородием. Оно обусловлено плодоносными остатками (лессом, желтоземом) приносимым рекою (а, впрочем‚ также и знойными вихрями) со склонов самых исполинских гор нашей планеты, по составу однородным с тем, что исследовался в Китае знаменитым фон Рихтхофеном. Там, именно в виду этой особенности, мыслима интенсивная земледельческая культура, почти беспримерная населенность.

Наш среднеазиатский Нил (если позволительно так выражаться об Аму, не слишком буквально применяя образ благословенного кормильца страны фараонов) издревле почитался туземцами за нечто выдающееся по значению. Она, будто бы, струится из рая. На ней, по преданию, встретились после грехопадения и разлуки Адам и Ева. Тут, может статься, зародились некоторые основы оседлой жизни. Наши доисторические предки-арийцы в своих гимнах называли эту реку (так же, как и /190/  Сыр-Дарью) Раза, или Аранг, Арг, Арванд («быстрый»), или Вакшу, Ямбунади *