От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации - [295]

Встал вопрос о глобальной реконструкции, не менее масштабной, чем та, что имела место в середине XX столетия. Отсутствие влиятельной социалистической альтернативы означало, что поиски выхода могли вестись по-прежнему в рамках того же капитализма, но экономическая и социальная логика, по которой живет система, оказывается поставлена под вопрос, а это значит, что перемены легко могут выйти за пределы рамок, в которых их хотели бы удерживать господствующие классы. До тех пор пока сохраняется господство капитала, существует и возможность антибуржуазных революций.

К началу XXI века развитие человеческой цивилизации поставило на повестку дня необходимость вести непосредственно скоординированные действия в глобальном масштабе, однако парадоксальным образом именно в этот момент капитализм, достигший своего высшего триумфа в качестве глобальной системы — не только на экономическом, но и на политическом уровне, — оказался не способен к решению этой задачи, став главным препятствием для ее осуществления.

На протяжении Нового времени, начиная, по крайней мере, с середины XVII века, европейская рационалистическая мысль была сосредоточена на том, чтобы с помощью науки и технологии покорить природу, преобразовывать ее с помощью человеческой деятельности. К началу XXI века цивилизация действительно превратилась в решающий фактор, преобразующий природу, но не сознательно и в интересах человечества, а стихийно и в значительной степени — в ущерб ему. Причем, что хуже того, даже осознавая катастрофические последствия собственной деятельности, человечество оказывалось не в состоянии остановить или реорганизовать ее — типичные признаки того, что развитие приобретало черты стихийного, неконтролируемого и не зависящего от воли людей процесса.

Это был не столько крах европейского рационализма в том виде, как он сложился к началу Нового времени, сколько итог эволюции глобального капитализма, превратившегося из рационально организованной системы в иррациональную и разрушительную стихию. Творческое разрушение, превозносимое Шумпетером, сменилось просто разрушением, безо всякого творчества, причем даже там, где реальные творческие и новаторские начинания имели место, они оборачивались именно разрушительной, иррациональной и антигуманной своей стороной.

Кризис политической гегемонии капитализма на сей раз был не промежуточным этапом, через который проходит система, преобразуя и обновляя себя, а итогом, историческим симптомом того, что система вступила в фазу упадка и неуправляемого разрушения.

Историческое достижение рыночной экономики состояло в том, что она обеспечила взаимодействие и баланс между производством и потреблением, поддерживая связь между ними там, где непосредственного контакта между людьми не было. В эпоху, когда отсутствовали глобальные коммуникации, рынок сделался первой и важнейшей информационной сетью, причем функционирующей в значительной мере стихийно. Без развития рынка не было бы интеграции мировой экономики и, соответственно, объединения человечества.

Но с того момента как логика рынка окончательно соединилась с накоплением капитала, мы имеем дело уже не просто со стихийным процессом взаимодействия продавцов и покупателей, а с планомерным и последовательным созданием инфраструктуры, целой системы институтов. Рыночные институты, как и любые другие, на протяжении истории консолидировались, воспроизводились, вырабатывая собственную логику и собственный специфический интерес, прежде всего воплощенный в самовозрастании финансового капитала. Подобные процессы были бы невозможны без постоянного государственного регулирования, когда правительство вынуждено было вмешиваться в экономическую и общественную жизнь, не сдерживая рынок, а работая в его интересах. Однако насаждение рынка и связанных с ним институтов к концу XX века далеко переросло свои исторические и рациональные пределы. В эпоху позднего капитализма, вместо того, чтобы служить связи между производителями и потребителями, эта система институтов превратилась в преграду между ними. И чем меньше непосредственной связи было между первыми и вторыми, тем быстрее разрасталась и укреплялась рыночная инфраструктура.

Манипулируя спросом и предложением, укрепляясь за счет как потребителей, так и производителей, порожденные рынком посреднические структуры, становились фактором разобщения, дезорганизации и дис-коммуникации в мировой экономике. Грандиозный кризис, начавшийся в 2008 году, выявил это с максимальной ясностью. Первой естественной реакцией на него, как и на другие кризисы, было усиление роли государства и переориентация производства на местные рынки, восстановление непосредственной связи с потребителем, минуя глобальную рыночную инфраструктуру. Но это не может быть окончательным решением, ибо задачи глобального развития человечества требуют восстановления координации на новом уровне и новыми средствам. Возвращение к более ранним и простым формам рыночного обмена означает откат назад. История требует новой экономики, основанной на демократической координации.

Монополизация производства стала итогом развития свободного рынка, а олигополистическая конкуренция — глобальной формой, в которой может существовать буржуазный порядок в эпоху, когда концентрация капитала достигает планетарных масштабов. Государство в очередной раз спряталось за рынок, предоставляя капиталу непосредственное управление текущими процессами — в той мере, в какой капитал мог осуществлять его без прямого насилия, эффективно и самостоятельно.