От имени государства - [86]

— Ну что? — Джастин уже поставил на колени сканер для прослушивания сотовых телефонов. — Ты в плохом состоянии, — укорил он Мелани, услышав, как она запыхалась. На экране начали появляться цифры. — И внушаешь страх. Чем ты ее запугала, скажи на милость?

— Ты давай жми на газ, — отдуваясь, ответила Мелани, пристегиваясь и глядя на часы. — Результаты скоро будут?

Алан Фарго позвонил им, когда они ехали по эстакаде в том месте, где автострада М4 пересекается с Северной кольцевой дорогой. Мелани записала его сообщение и нажала клавишу быстрого набора. Она звонила Керру.

— Ну, как прошла беседа? — сразу спросил тот.

— Напустилась на меня, как будто я не выучила стихотворение Вордсворта!

— Она спросила, как мы на нее вышли?

— Не настойчиво. Пока грязной маленькой тайне Пустельги ничто не угрожает, — ответила Мелани. — После того как я вышла, она позвонила на два мобильных номера. Один ее абонент находится в Великобритании, второй за границей. По словам Джастина, в обоих случаях она применила клавиши быстрого набора, так что номера сохранены на ее сим-карте. Она схватилась за телефон, как только я вышла за порог. Имен пока нет. Ал говорит, оба номера закрытые.

— Так давайте их раскроем.

Глава 37

Среда, 19 сентября, 14.56, «Игл секьюрити сервисиз»

Карл Сергеев пытался внушить своему новому боссу, чтобы тот держался подальше от его любимой женщины. Пошел третий день после того, как его уволили с сохранением содержания; с утра до вечера он выполнял задания Юрия Гошенко и находился за рулем. Больше всего Карл злился на самого себя. Ведь это Ольга нашла ему работу у Гошенко; он должен благодарить ее, а не ревновать, как мальчишка. Ревность не давала ему покоя с прошлого вечера, когда он после паба приехал к ней в Хаммерсмит. Раньше Карл не знал, что такое неуверенность в себе; теперь же он все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Чуть больше чем за месяц он остался без семьи, без работы, без друзей. Он знал многих женщин, но ни одна не задевала его так сильно, как Ольга. Ревность как будто лишь подогревала его страсть. Кроме того, он стал много пить. Водка, которая подхлестывала его пыл в постели Ольги, из допинга превращалась в костыль, без которого ему было трудно существовать.

— Юрий, мне сейчас очень нелегко. Я думал, Ольга вам сказала. Мы с ней оба меняем свою жизнь; она хочет учиться. — Карл мысленно поморщился. Он как будто о чем-то просил, а Карл Сергеев еще никогда в жизни не выступал в роли просителя. Теперешняя его роль ему совсем не нравилась.

— Успокойтесь, Карл. Поверьте, то, что было вчера, — ерунда. Нудная торговая делегация в Хайгейте, а не какой-нибудь прием вашей Британской киноакадемии. После переговоров был фуршет; мы немного выпили. Вы ведь знаете, как люди проводят время на таких мероприятиях. Мне приходится бывать на виду, и я беру с собой Ольгу. Рядом с ней лестно находиться… Вы ведь понимаете, насколько важен имидж для успеха?

Гошенко выпрямился и посмотрел на Карла, давая понять, что разговор окончен. Квадратный, широкоплечий, широколицый, он был пострижен почти налысо; его серые глаза, когда он говорил, все время щурились. Долгий и богатый опыт приучил его к тому, что рано или поздно ему все уступают. Ростом он был ниже Карла, но его поза и манеры излучали властность. Хотя Гошенко был миллионером и мечтал вписаться в атмосферу лондонского Сити, контора у него выглядела на удивление старомодно. Фирма его носила ничего не говорящее название «Игл секьюрити сервисиз», а в Лондоне Гошенко открыл «международную штаб-квартиру», хотя его клиентами были в основном богатые русские эмигранты, жившие в Европе или на Ближнем Востоке. Гошенко одевался по-западному, покупал дорогие машины и вел шикарную жизнь; в желтой прессе его называли плейбоем. Но его контора на Белгрейв-сквер чем-то неуловимо напоминала Советский Союз.

Тяжелые шторы никогда не раздвигались, поэтому, когда приезжал Гошенко, в кабинете постоянно горела огромная хрустальная люстра. На массивном дубовом столе ничего не было, кроме компьютера и телефона. Гости вначале обращали внимание на сам стол, покрытый затейливой резьбой, и только потом на хозяина кабинета. Гошенко сидел в большом мягком кресле, похожем на епископский трон; спинка возвышалась на добрых три фута над его головой. За столом для переговоров без труда размещались восемь человек; когда Гошенко обхаживал особо важных гостей, усаживал их на черные кожаные диваны и угощал водкой, которую доставал из богато инкрустированного бара.

Ольга говорила Карлу, что все это напоказ и призвано произвести впечатление на жителей стран Запада, привыкших к обстановке из нержавеющей стали. Но, что бы в Сити ни думали о Гошенко, его гости, которых Карл развозил по домам, восхищались его вкусом и деловым чутьем.

Гошенко и Карла усадил в мягкое кресло. Карл неловко устроился на краешке, понимая, что Гошенко намеренно ломает стереотип отношений. Гошенко хозяин, он — слуга; но Гошенко хочет его обаять.

— Она только сопровождала меня. — Гошенко улыбнулся, хлопнув Карла по колену. — Ну, и после мы немного выпили. Она ведь сказала, что я доставил ее назад целой и невредимой? Карл, повторяю, она нужна мне для дела, а не для удовольствия.