От голубого к черному - [28]

Саймон был вокалистом, лидер-гитаристом и автором песен «Голубого Нигде». Высокий парень с большими руками и волнистыми черными волосами, способный добавить скорости и яда в самую вялую композицию, или же, напротив, замедлить все до полного затишья. Он не был великим певцом, но гитара была его истинным голосом — воющая и стонущая, точно тенор-саксофон с разбитой бутылкой внутри. Я преклонялся перед ним, но не старался сблизиться, нас объединяли только музыка и выпивка. Кроме одной ночи, когда он остался у меня и я дважды отсосал ему. Он даже ответил взаимностью, он был достаточно чувствителен и не изображал из себя крутого мужика. В то время у него не было подружки, такое бывало нечасто. Я почти не рассказывал о нем Карлу. Мне нравилась саймонова легкость в отношениях: «Это ушло в прошлое/ Еще до того, как случилось».

Карл очень нервничал из-за тура. Его не вдохновляла перспектива переезжать с места на место, жить от концерта до концерта, «точно весь мир — всего лишь закулисье. И негде спрятаться, если все пойдет наперекосяк». То была широкоформатная версия страха сцены, она изрядно омрачала его общение с группой. Я начал понимать, почему он так долго выжидал, прежде чем войти в мир музыкального бизнеса. Он боялся, что им завладеет кто-то или что-то — звукозаписывающая компания, публика, сама музыка. Йен, казалось, совершенно спокойно воспринимал эти гастроли, несмотря на заявления Рейчел, что у него начнется джетлаг, если он уедет дальше Хейлсоуэна. Я же сосредоточился на своей игре и прочих практических вещах, стараясь не задумываться о тонких материях.

Эта фаза подготовки к туру получилась удивительно статичной. Дни стояли жаркие и влажные — предчувствие шторма, который так и не начался. Ночи были слишком душными для сна или секса, так что оставалась одна альтернатива — хорошо охлажденный алкоголь. Вечера же, ну, по крайней мере, в кинотеатрах было прохладно. Йен достал нам с Карлом несколько билетов в «Треугольник», в том числе на «Сталкера» и «Жестокую игру» [47], которые мы посчитали одними из лучших фильмов, что мы когда-либо видели. Стресс обостряет способность получать удовольствие от разных вещей — от фильмов и музыки в особенности. Ты слушаешь и смотришь более внимательно, не понимая до конца, что здесь реальность, а что — твое воображение. Этот момент перехода — самое близкое приближение к правде, которого ты можешь достичь. Что бы ни случилось после.

За два дня до начала гастролей я позвонил Карлу в три утра. Он моментально ответил:

— Алло?

— Карл, это я. Твой ненормальный.

Шорох простыней.

— В чем дело, Дэвид?

— Не мог заснуть. Слишком жарко. Так что я встал и посмотрел на карту. Подумал о туре, семь дат. Бристоль. Рединг. Кембридж. Ноттингем. Шеффилд. Престон. Стоук.

— Ты знаешь, который час?

— Я задумался, почему Престон? Там же ничего нет, кроме закрытых фабрик и жалких пабов. Затем я увидел его. Семь площадок. Это ведь треугольник, с Бирмингемом в центре.

— Или Стоурбриджем. Да. Это идея Йена, не моя.

— Почему ты мне не сказал?

— Мы подумали, вдруг у тебя какие-нибудь суеверия на этот счет.

— Что за фигня. Меня это совсем не колышет. — Похмелье накрыло меня неожиданно рано. — Да мне наплевать, даже если мы будем двигаться по треугольнику против часовой стрелки. Это просто глупость, Карл. Полная…

Кто это? Я услышал чей-то голос, кто-то был рядом с телефонной трубкой. Женский голос. Снова шорох простыней.

— Послушай, Дэвид. Я сейчас не могу говорить. Уже поздно, а мне еще нужно со многим разобраться. Поговорим завтра, хорошо?

Щелчок трубки, и я слышу только помехи на линии.

«Свободный жребий» поехали с нами в качестве разогревающей группы. У них была своя машина, выкрашенный в черный цвет фургон с неулыбающимся «смайликом» на задней дверце. Лицо раскрывалось, открывая покрытое пятнами металлическое нутро с подушками, инструментами и бутылками, разбросанными в уютном беспорядке. Энди, ударник, провел дополнительный динамик аудиосистемы в заднюю часть фургона, при закрытых дверях, когда «Где бы я ни скитался» [48] сотрясала тускло освещенные стены, возникало ощущение, что ты оказался в голове непонятого тинейджера.

Наша дорожная группа была невелика: два молодых парня из «Фэрнис Рекордз» по имени Джим и Алекс. Плюс Мартин, всего одиннадцать человек. Джим, с красными волосами и лицом счастливой белки, был гениальным гитарным настройщиком. Алекс, здоровый парень с длинными черными волосами, взял на себя заботу о свете и звуке. Эти двое, плюс Карл и Энди, создали настоящий совет для обсуждения технических вопросов. А в кризисных ситуациях — и для решения возникающих проблем. Я никогда не разделял интереса Карла к теории звукопередачи и воспроизведения, а во время этого тура он, казалось, выходил за пределы анального отверстия в тонкий кишечник. Это была составляющая его борьбы со страхом сцены.

Оглядываясь назад, я понимаю, что именно в то время Карл и Мартин начали ссориться. По дороге на первое выступление, в бристольском клубе «Руно и бочонок» Мартин сказал нам, что добыл для всех нас отдельные номера в отеле.

— Я нынче щедрый.