От этого не умирают - [29]

— Но…

Она подошла к двери, проверила, нет ли поблизости лакея, и заперла дверь на ключ.

— Теперь я знаю, что ты его убил! У меня есть доказательство! Ты меня слышишь, Боб! Доказательство!

Опять! У меня больше не было сил… Все вокруг завертелось…

— Умоляю тебя, Кати, замолчи… Мы сойдем с ума, неужели ты не понимаешь? Ты с самого начала вбила себе в голову эту мысль и…

Она спрыгнула с кровати и подбежала к шкафу… Я увидел на плечиках свое пальто… То, которое еще сегодня утром находилось в голубятне… Вспомнил о запачканном кровью гаечном ключе, оставленном в кармане.

Мне нечего было сказать, абсолютно нечего. Все слова улетучивались у меня из головы, а я превращался в льдину — белую, холодную, скользкую, ровную.

— Сегодня утром, когда ты ушел, мне вдруг ужасно, захотелось поговорить с тобой… Я бросилась тебя искать, заглянула в голубятню…

Я слушал ее с невозмутимым видом. У меня было ощущение, будто она рассказывает какую-то гнусную историю, но ко мне эта история не имеет никакого отношения.

— Послушай, Боб… Ты меня слышишь?

Я заставил себя утвердительно кивнуть.

— Я почувствовала, что ты убил Жо еще до того, как сообщили о его смерти. Видишь ли, когда столько лет живешь вместе с человеком, которого любишь, следуя за ним как тень, не отходя от него ни на шаг, то проникаешься его мыслями, чувствами, понимаешь?

— Да, Кати…

— Вчера, когда ты пришел и я увидела…

— Ты уже говорила об этом…

— Не перебивай меня! По твоему виду я поняла, что ты совершил нечто такое… Нечто ужасно серьезное…

— Ах так?

— Да… И когда по телевидению сообщили о… о гибели Жо, я ни секунды не сомневалась, что это ты его убил!

Наступило длительное молчание. Я поглаживал шелковистую бахрому покрывала, по-прежнему не зная, что сказать… Я ждал конкретного вопроса, и он последовал:

— Почему ты сделал это, Боб?

Я задумался.

Теперь я уже и сам не знал толком почему.

— Понятия не имею, Кати. У меня возникла потребность…

— Все твоя гордыня!

— Не говори так, Кати…

Она разглядывала меня с каким-то недоверием во взгляде.

— А я знаю, что толкнуло тебя на убийство… Ты испугался второго матча. Тебе это показалось единственным решением, не так ли, Боб?

— Возможно…

— Ты… Такой, однако, храбрый…

— Пойми, Кати, я боялся не его ударов, а своего поражения… Мне казалось, что после этого я… я не смогу больше жить…

— И тогда ты решил, пусть лучше умрет он?

— Да. Я люблю жизнь, потому что есть ты… Ты не можешь знать…

— Почему же, я знаю… Я тоже люблю жизнь, потому что у меня есть ты, Боб.

Мне были неведомы ее мысли.

Она вовсе не была напугана… Самое главное, я не внушал ей отвращения.

— Что ты думаешь обо мне, Кати?

— Я разочарована, Боб. Я верила, что ты сильнее…

— Ты…

— Что «я»?

— Ты не боишься?

Она удивилась.

— Боюсь? Почему, ты думаешь, я должна бояться?

— Убийцы внушают страх… обычно!

— Другим, наверное! А ты, ты мой собственный убийца…

— Ты по-прежнему любишь меня?

— Думаешь, преступления достаточно, чтобы разлучить нас? Даже если бы ты убил меня, Боб, между нами ничего не изменилось!

Я крепко прижал ее к себе. Ее любовь меня очищала, мне словно отпускались мои грехи.

— Ты любишь меня! Любишь!

— Да, Боб… Навсегда. И я осознаю всю значимость этого слова!

— Ты бы хотела, чтоб я явился с повинной?

Она отстранилась.

— У меня было желание просить тебя об этом, когда я догадалась о… о том, что произошло. Это казалось мне единственно возможным решением. Только лучше не надо… Я не чувствую в себе достаточно сил…

— Скажи, Кати… Что же мы будем делать с этим преступлением? Ты не думаешь, что оно встанет между нами, словно преграда? Истерзает нас?

— Поживем — увидим…

— Угрызения совести, должно быть, действительно существуют, раз все о них говорят.

— Возможно, это всего лишь пугало, установленное моралью на границах зла…

— Не знаю. Мне кажется, сам, один, я смог бы забыть о своем поступке… Но теперь, каждую минуту, стоит тебе задуматься, у меня возникнут подозрения, что ты думаешь именно об этом, и мне станет страшно. Или же наоборот, ты будешь считать, что меня неотступно преследует…

Она положила руку мне на плечо.

— Боб, ты не должен бросать бокс!

— Что?!

— Только в этом случае мы сможем преодолеть то, что случилось с нами, поверь.

Я не совсем понимал. Иногда ее посещали довольно странные мысли.

— Нет, — прошептал я, — я больше не в состоянии… Теперь со мной справится и любитель!

— Это тебе кажется… Ты только возьмись, Боб…

— Нет, невозможно!

— Уж не струсил ли ты?

— Кати!

— Я не хочу, чтобы ты испытывал страх, дорогой. Страх — это мой удел. Мы с тобой — совершенная пара, потому что из нас двоих дерешься ты, а я дрожу… Мы не можем поменяться ролями!

— Но я ничего не могу поделать с этим страхом, Кати, ты и представить не можешь…

Вдруг ее лицо стало строгим, я еще никогда не видел ее такой.

— Ну что ж, Боб, как хочешь… Надеюсь, однако, что все получится.

Я бы хотел о многом ее расспросить, но у меня не хватило смелости.

На какой-то момент все будто стало зыбким, ненадежным, но потом Кати смягчилась и провела своей нежной, исцеляющей рукой по моей несчастной голове.

— Отныне я твоя соучастница… Не правда ли, это самая прекрасная участь, которая может постичь любящую женщину?..