От Дуная до Лены - [20]
— Сейчас, сейчас, десять минут подождите — вырежу пробочку!
Караван ушел. Остались только наши две «ракеты». Аварийную крутило волнами — то туда, то сюда. Она была не беленькая, как наша, а золотисто-зеленоватая: на заводе ее не стали красить, а только загрунтовали — все равно за такую дальнюю дорогу обдерется. Через десяток минут Толя и правда из какой-то деревяшки вырезал пробку, и обе «ракеты» рванулись вдогонку каравану. Однако у Керченского пролива весь караван прихватил шторм, пришлось отстаиваться в Керчи. А потом, едва вышли из Керчи, на море вдруг упал густой туман. «Ракеты», летевшие на большой скорости, сразу разбрелись, потеряв друг друга, и когда флагман стал помаленьку собирать их, прямо перед нашим носом вдруг выскочила чья-то беленькая «ракетка». Капитан рванул штурвал. Судно наше угрожающе накренилось, но через секунду-другую выпрямилось. Опасность миновала. Думаю, и у нашего капитана, и у его дублера, старого опытного речника из Литвы, прибавилось по седому волосу в редеющей шевелюре. Дублеры-речники на нашей «ракете» были литовцы, потому что судно предназначалось для Литвы — первая литовская «ракета». Сейчас она, наверное, уже бегает по Каунасскому морю: интересно, вспоминает ли ее механик Альгирдас Мауручас туман под Керчью. Вот если бы у судов была память, они наверняка запоминали бы перегон — свое первое испытание, как на всю жизнь запоминает солдат поездку к месту службы и «курс молодого бойца»; многое смогли бы тогда порассказать эти речные коробки, бывшие перегонные суда!
Нам пришлось отстаиваться в Керченском проливе, древнем «бычьем броде» — Боспоре Киммерийском. Где-то в тумане, на той стороне был Кавказ и станция Кавказ, а на этой — станция Крым. Суденышки наши стали лагом к обеспечивающему «Озерному», и тут все откуда-то извлекли на свет божий удочки и принялись ловить бычков. О таком клеве я слышал только в рыболовных рассказах, которые во всем мире слывут образцом гиперболы. Наша концевая стараниями капитана тоже получила полведра рыбы на уху.
Остаток пути до Ростова прошел более или менее спокойно, если не считать того, что перед Таганрогским заливом нас снова захватил шторм и «ракета» наша стала бить по волне передком, как телега на владимирских проселках. Азовское море, самое маленькое море во всем мире, к тому же мелководно, что не позволяет волне достигнуть большой длины. Эта относительно небольшая длина и значительная крутизна волны создают для таких маленьких судов, как наша «ракета», довольно противную и небезопасную качку. Однако шторм еще только начинался, а идти нам при нашей скорости оставалось уже недолго. Еще через час мы были в Ростове.
С юга на север
Быт «бразильского крейсера». — У стенки шлюзового музея. — Волгоград. — Капитан — за новую Волгу. — Новые моря — новые проблемы. — Там, где убили медведицу. — Заднеязычные на палубе
— Эй, жакильмент, вставай! Ну вставай же, завтрак готов!
Это будит меня «дед» Гаврилыч, мой коллега. Дед сохранил свою терминологию еще от румынских времен и не без иронии, конечно, кличет нас всех жакильментами. Нас с Гаврилычем только двое матросов второго класса на этом длинном белом рефрижераторе, на который я перешел в Ростове и который мы перегоняем на Обь, в Салехард. Василь Гаврилыч не обижается, когда его зовут дедом, потому что он и впрямь годится нам всем в деды: на рефрижераторе плавает молодежь, самому капитану меньше сорока, а старпому и вовсе двадцать три. Все мы здоровы спать, одного только Гаврилыча мучит бессонница, и, поднявшись в пять утра, он неутомимо шлепает по коридору огромными ботинками (за которые был негласно прозван Хоттабычем) и успевает приготовить к подъему скромный судовой завтрак: хлеб, масло, чай. Так начинается день. Плавание пока просто идиллическое: мы должны, без особой спешки двигаясь к Северу, дойти до Архангельска. А уж оттуда вместе с другими перегонными судами экспедиции мы отправимся на восток по Северному морскому пути.
Ну а пока мы одни, нас никто не подгоняет, и у речных пристаней, где мы решаем встать на стоянку, наш новенький киевской постройки рефрижератор кажется таким большим, красивым и белоснежным, что ребята с чьей-то легкой руки окрестили его «бразильский крейсер». Когда рефрижератор подходит к пристани, берега сразу же оглашаются музыкой: радист Димка Светницкий ставит какую-нибудь любимую судовую пластинку, а у нас их уже собралось великое множество, всяческих — от рентгеновских пленок с песней из «Человека-амфибии», изготовленных какой-то бойкой ростовской «фирмой», до записей Баха и Генделя, купленных в светлую минуту стармехом Толей Хлистуновым. Правда, из-за трансляции Толиной классики у радиста пока еще трения с командой, но Сарасате и Пятая Бетховена уже почти не вызывают нареканий.
Вечерами мы часто все вместе занимаемся английским языком: во-первых, как-то, сидя на палубе теплым весенним вечером, все коллективно порешили, что «язык знать нужно», а во-вторых, почти вся команда должна выполнять какие-то задания по языку в мореходках или институтах. Учатся у нас на судне и второй механик Юрка, и стармех Толя, и матрос Володя Митрошкин, и радист, и старпом, и капитан. Большинство кончает мореходки, радист Дима — Институт связи, а капитан вдобавок к морскому решил получить педагогическое образование. Так что в свободную минуту ребята часто сидят по каютам и занимаются. Но свободных минут в плавании много, а подолгу заниматься умеет у нас только старательный радист Димка; остальные собираются в кают-компании, в штурманской рубке или в нашем излюбленном клубе — на крышке третьего трюма. Здесь мы подолгу «травим», иногда далеко за полночь: здесь можно услышать тысячу невероятных, героических и будничных, а чаще всего смешных историй, рассказанных каждый раз по-новому, в выражениях острых и хлестких, избегаемых изящной словесностью, но от этого не теряющих своего непередаваемого изящества. Здесь каждый— характер, каждый — и сам человек, но у всех есть общее — веселая доброта, пренебрежение к собственности, беспечность, лихость, какой-то внутренний идеализм, внешне прикрываемый скептицизмом людей бывалых. Все это рождено братством общежития, постоянными странствиями, жизнью на воде, опасностями.
