От дома до фронта - [28]
— Бери, конечно. Спустимся на парашютах, ты часового хлоп по голове этим томом. А мы ворвемся в штаб: «Хенде хох!»
Она улыбается, довольная. Любит, когда шутят. Анечка все еще тихо плачет. Ангелина опускается на стул, широко расставив колени под защитного цвета юбкой, подносит к голове руки и озабоченно приглаживает свой «политзачес».
5
На матраце, водруженном на обеденный стол, спит сослуживец брата — инженер Петя, совершенно лысый молодой человек. Брат — на маминой деревянной кровати. А я — на папином диване. Как сказано в прикнопленном на двери приветствии, он для транзитников.
Недели две назад, когда брата спешно отозвали из армии, чтобы он завершил работу над своим изобретением, он застал в квартире свободной только эту самую большую комнату с балконом. Она пустовала, потому что никто не согласился занять ее — в ней было почти так же холодно, как если б наш дом был законсервирован. Она угловая.
Считают, что дом отапливается. На самом деле в котельной только слегка поддерживают огонь, чтоб не полопались трубы.
Брат и Петя приходят сюда поздно, перед самым комендантским часом. Они голодны и неразговорчивы. Первым делом берутся за плитку. Включают ее с опаской, как бы расход электричества не превысил лимит. Выйти из лимита — значит остаться всей квартирой совсем без света: отключат.
Спиралька на плитке накаляется слабо. Много ли тепла от нее. Но все же немножко есть, и плитка морально поддерживает.
Петя в ватнике, а брат в куртке свинцового цвета, из такого же материала, как аэростат. Куртку ему выдали в полку. Оба они неуклюжи, жесты их скупы — они берут с подоконника сковороду, ставят ее на плитку и достают из буфета пакет с мукой. Разводят муку в кастрюле с водой, подсыпают соды и пекут оладьи на конопляном масле. Масло чадит, оладьи растекаются, огонь под сковородой совсем слабоват, и сырые оладьи с трудом отдираются. Газ подают только ночью, а сейчас он едва мерцает в конфорках, и чайник нагревается часами.
Я приношу из военной столовой немного хлеба и винегрета от своего обеда. Мы, военные, пока что горя не знаем. А вся гражданская Москва уже жестоко страдает от недоедания. Что-то будет, когда пакет с мукой опустеет?
Уеду далеко и буду вспоминать, как брат и лысый Петя сидят вокруг сковороды в ожидании порции оладий, непропеченных, плоских, сырых, пахнущих сгоревшей конопляной веревкой.
Сидят неуклюжие, голодные и думают об электроустройстве для локатора или еще о чем-то таком. Они очень оберегают свои государственные тайны, лишнего слова не вымолвят и продолжают думать про себя, не забывая экономно смазывать сковороду конопляным маслом.
У брата под глазами, на крыльях носа и от углов рта к подбородку легли тени от недоедания. Он очень худой и длинный.
Обращаясь к Пете, он называет его Петром Степановичем, а Петя его — Максом. И от этого мне кажется, что Петя давно нас знает, хотя я только вчера познакомилась с ним. Макс — прозвище брата. Это я его так назвала еще в пору нашей первой дружбы. Его Максом, а себя Морицем.
Пока они пекут свои оладьи, я распахиваю створки буфета и с головой зарываюсь в ворох тряпья. Активисты домоуправления в наше отсутствие запихали в буфет постельное белье и все остальные вещи из шкафа, который остался в комнате, занятой чужими людьми.
У меня была вязаная кофточка. Отыскав ее наконец — она очутилась в драном пододеяльнике, — я положила ее пока что сверху.
Светится оранжевый абажур над обеденным столом, вернее, над матрацем, прикрытым ватным одеялом. Чадит конопляное масло. Громыхая лыжными ботинками, брат расхаживает в ожидании оладий по тесной тропке между диваном и обеденным столом с матрацем. Как это у них с папой похоже: ходить взад-вперед, задумавшись. Я стою спиной к буфету и слежу за братом. И вдруг догадываюсь, что думает он сейчас так озабоченно не о локаторе, а обо мне.
На месте буфета раньше стояли старинные часы. Мы их «съели», когда папа остался без работы. Часы были тем хороши, что в темном углублении за маятником был отличный тайник. Туда я прятала толстую тетрадку — дневник.
— Го-гвыр, да-ир-по… Как ты полагаешь, Макс? — сказал лысый Петя, его рот залеплен вязкой оладиной.
— Гдар-мтыр, выр фаль-цэк один… А, Петр Степанович? — примерно так можно воспроизвести то, что ответил брат.
Как они оберегают свои государственные тайны! К моим тайнам такой щепетильности у брата не было. По крайней мере тогда, в переходном возрасте.
Он обнаружил мой тайник. На обложке дневника я просила нашедшего «не читать, а после моей смерти сжечь». Эти призывы не остановили его.
Как он был возмущен! Вернувшись из школы, я была встречена грубыми криками:
— Мещанка! Что у нее на уме!
Мне не хотелось больше жить от отвращения.
Я сунула ему кулаком между глаз, как он учил меня в пору нашей дружбы, до переходного возраста, и с удвоенной силой получила сдачу.
Он вопил:
— У нее мальчишки на уме!
Я затыкала пальцами уши, чтоб не слышать. Нет же! При чем тут мальчишки?! На уме у меня Коля Бурачек, мой одноклассник.
Брат преисполнен ко мне презрения, я к нему — ненависти.
— Мещанка! Окончательно разложилась. Последняя стадия человеческого падения.
В книге приведена приключенческая повесть о действиях советской разведки в тылу противника незадолго до финала затянувшейся битвы на Ржевском выступе (1942-1943), в результате которой город Ржев был освобожден от немецко-фашистских захватчиков.
Аннотация издательства: Е. Ржевская — автор известных книг: «Берлин, май 1945», «Февраль — кривые дороги», «Была война…». Ее новая книга «Ближние подступы» в основе своей автобиографична. Составляющие ее повести и рассказы написаны по мотивам лично пережитого. Е. Ржевская была на фронте переводчиком, прошла с армией весь путь до Берлина. Первый раздел книги посвящен военной поре.
Две повести, составляющие эту книгу, во многом носят автобиографический характер. Они связаны между собой последовательностью событий. Путь на фронт и жизнь на войне в ее драматизме и воодушевлении, с ее своеобразным бытом, с суровыми испытаниями, предстает в этой книге. Е. Ржевской принадлежат получившие признание читателя книги «Берлин, май 1945», «Была война…», «Земное притяжение», «Спустя много лет».
Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет.
В повествовании «Берлин, май 1945» рассказывается о штурме Берлина, о мужестве и самоотверженности советских воинов в боях за овладение имперской канцелярией — последним убежищем фашистских главарей. Воспоминания писательницы (в годы войны — переводчика штаба одной из наших армий) в сочетании с опубликованными актами, показаниями, страницами дневников и другими документами достоверно воссоздают события последних дней Великой Отечественной войны. Книга неоднократно издавалась в нашей стране, переведена на иностранные языки и выходила более чем в 20 странах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет.
Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет.