От Бисмарка к Гитлеру - [61]

Иначе обстояло дело с антисемитизмом. Германский Рейх кайзеров из рода Гогенцоллернов никогда не был антисемитским государством, а Пруссия Харденберга и Бисмарка, из которой он вышел, и подавно. У немецкого населения пожалуй был «обычный» антисемитизм: евреев не всегда любили и в провинции они часто были общественно изолированы; у людей часто была неосознанная зависть к их большим успехам в определённых профессиях (адвокаты, врачи, журналисты, издатели, писатели) — однако этот антисемитизм был поверхностным и в целом безобидным. И он никогда не поддерживался большинством. У населения было три точки зрения на евреев. Первая полностью одобряла эмансипацию евреев и их равноправие в духе лозунга, выдвинутого Харденбергом в 1811 году: «Равные права, равные обязанности». Второе направление делало различие между крещёнными и некрещеными евреями, или между старожилами и вновь прибывшими. Одних принимали, других пытались ограничивать в правах и свободах. И наконец, были явно выраженные антисемиты, которые охотнее всего всех евреев или по меньшей мере всех некрещеных и вновь переселившихся евреев ограничили бы в гражданских правах. Экстремальные представители этого направления заходили настолько далеко, чтобы поставить всех евреев в правовое положение иностранцев. Однако нигде среди широкого немецкого населения, в том числе и среди выраженных антисемитов, не было направления, которое бы считало, что евреев следует истребить. Эта мысль, которая всё время проявлялась у Гитлера и в конце концов была воплощена столь ужасным образом, была полностью чужда немцам догитлеровского Германского Рейха.

Теперь в этой области вперед выдвинулся Гитлер. Сначала евреи были удалены только из определённых должностей и профессий. И даже здесь сначала существовали исключения для участников войны или сыновей погибших на войне. Затем запрет был расширен на другие профессии. После этого в 1935 году последовал первый большой шаг с введением Нюрнбергских законов, по которым евреи лишались политических гражданских прав, запрещались браки между евреями и неевреями, а свободные любовные связи между евреями и неевреями преследовались по закону. Это было уже весьма круто, и нельзя сказать, что было особенно популярно. Но с этим смирились. И именно пожалуй потому, что тем самым теперь в форме законов были выполнены самые радикальные требования традиционных антисемитов, и во многих местах полагали, что тем самым достигнуто завершение антисемитской политики Гитлера.

Отныне — так люди утешали себя — евреи знали своё место, у них больше не было политических прав, они не могли заниматься определёнными профессиями (или только в виде исключения), им не дозволялось вступать в брак с немцами нееврейского происхождения или соединяться с ними в любви; ну ладно, всё это заходило очень далеко, но в сравнении со всем позитивным, что принёс Гитлер — полной занятостью населения, перевооружением, триумфам настойчивости его внешней политики, пробудившемуся вновь чувству национального самосознания — в сравнении со всем этим можно было это принять.

Это принятие, которое в конце концов привело к принятию всё более ужасных вещей, является тем, что можно назвать виной немцев в отношении гитлеровского преследования евреев. При этом всё же следует признать в оправдание немцев, что после ликвидации всей демократической политической жизни у них не было больше никаких средств проявить на деле своё недовольство и политически настоять на своём.

Можно было лишь в одиночку противостоять последствиям гитлеровских законов о евреях. Вступить в брак с евреем в Германии было больше невозможно, поскольку не нашлось бы никакого бюро записи актов гражданского состояния, которое бы зарегистрировало брак. Но можно было ещё жить вместе с евреем, чем рисковали штрафом, а позже, когда наступило собственно преследование, прятать евреев или помогать им с отъездом, или быть им полезными каким-то другим, индивидуальным способом. Это тоже происходило — не в миллионах случаев, но всё же пожалуй тысячи раз. Всё же нельзя было больше, даже если и было желание, бороться против таких составных частей гитлеровского руководства государством, как его антисемитские меры, в той форме, какая обещала бы успех.

Несмотря на это, антисемитизм Гитлера оставался главным признаком при размежевании между лояльными приверженцами фюрера, к которым в тридцатые годы принадлежало большинство немецкого народа, и все ещё вовсе не незначительным меньшинством «антис», людей, которые при встрече поносили Гитлера и ещё более его партию, желали всему Третьему Рейху провалиться к дьяволу и верили, что они должны оставаться верными своим старым убеждениям, хотя они не отваживались больше выражать их открыто и естественно, не могли больше собираться на политические встречи и проводить их.

Было довольно много «антис», которые позже, после падения Гитлера, охотно причисляли себя к «внутренней эмиграции» или даже к «сопротивлению». Я полагаю, что с обоими этими словами следует быть весьма осторожным.

Сопротивление существовало только в очень ограниченных кругах и только на определенной время, и только в тех кругах, которые одновременно сотрудничали с аппаратом режима, особенно в военном аппарате. Потому что иначе, как в аппарате, невозможно было оказывать какое-либо эффективное сопротивление. Сопротивление, как его например оказывали части церкви или как его оказывали коммунисты, тем что они просто сохраняли каким-либо образом свое дело, должно было оставаться без практического результата, поскольку ни у церковников, ни у коммунистов не было в руках рычага, посредством которого они могли бы влиять на политику фюрерского государства. Такой рычаг был в руках собственно только у одной группы: у генералитета вермахта, особенно сухопутных войск. Поэтому в частности дважды был заговор офицеров: в 1938–1939 гг., в преддверии угрозы войны, и в 1943–1944 гг., перед лицом угрозы поражения. До воплощения в действия дошло лишь одно, знаменитая попытка покушения и государственного переворота графа Штауффенберга 20 июля 1944 года. Как известно, она провалилась, не в последнюю очередь потому, что она вовсе не поддерживалась всем руководством сухопутных войск, а только лишь меньшинством. Это меньшинство, из которого мести режима избегли лишь немногие, заслуживает высочайшего уважения. Но и оно не возымело действия.