От Бисмарка к Гитлеру - [63]

Хотя в обществе гитлеровского рейха и преобладали определённые перемены, но в конце концов и здесь перевесила преемственность. Можно говорить о перемене в преемственности. Хотя у старых правящих слоёв была значительно отобрана политическая власть, но у них не было отобрано их общественное положение. Крупные землевладельцы оставались крупными землевладельцами, а крупные предприниматели оставались крупными предпринимателями, и интеллектуальная и культурная элита оставалась тем, чем она всегда была, постольку поскольку она не была прорежена эмиграцией. Что изменилось, так это был приток в эти правящие слои; например проникновение СС в полицию; например приём национал-социалистических преуспевающих фирм в большие хозяйственные предприятия; также преобразование больших газетных издательств с их ранее часто еврейским руководством посредством новых элементов. Общество гитлеровского времени было обществом социальных лифтов, как впрочем (в несколько ином виде) им была уже Веймарская республика и оба нынешних германских государства. Преемственность не претерпела перерыва. В преемственности осталось также то, что военные сохраняли свой престиж и свою значимость в обществе, которые они несколько утратили прежде всего во времена Веймарской республики.

Главным элементом отсутствия преемственности был антисемитизм Гитлера, то есть биологическая расовая идея, которая прежде в Германском Рейхе не играла никакой роли и которая для самого Гитлера возможно была даже важнее, чем собственно руководство рейхом. Для большой массы немцев, постольку поскольку они не были затронуты сами, не будучи евреями, или не имели тесных связей с евреями, это оставалось второстепенным делом, которое могли не замечать, от которого могли отвернуться, с которым можно было смириться, если только Германский Рейх и впредь будет таким единым, великим и могущественным, как при Гитлере. Так оставалось до конца. Я хочу здесь обсудить этот конец. Потому что к следующей главе, которая имеет дело с историей Второй мировой войны, гитлеровские преследование евреев и в заключение убийство евреев не относятся. Массовые убийства не были военными действиями, даже если они происходили во время войны.

Как известно, с 1938 года Гитлер постоянно ужесточал преследование евреев. В 1938 году Гитлер также предпринял попытку посредством организованного сверху по всему рейху погрома, при котором между тем ещё раз вступили в дело почти отстранённые от дел штурмовики СА, проверить общественное мнение и действенность своей антисемитской пропаганды. Тест показал отрицательный результат.

Умаляющее серьёзность происшедшего слово «Хрустальная ночь рейха» с определённой точностью говорит о том, как на это реагировали немцы. Потому что определение «Хрустальная ночь» в том, что произошло, было самым малым. Ведь были не только разбиты стёкла витрин магазинов, но и были сожжены синагоги, разорены еврейские квартиры, тысячи евреев были арестованы и отправлены в концентрационные лагери, немало их было убито. Это была не хрустальная ночь, но массовый погром. Этого население признать не желало. Оно иронически отстранилось, оно ни в чём не участвовало, также имели место выражения отвращения. Одновременно хотели приуменьшить гнусные поступки, как только можно: это ведь была лишь «Хрустальная ночь рейха», безнадёжно дурная, но наполовину комическая выходка, за которую сами люди не несли ответственности, но и не желали также сделать ответственным национал-социализм в целом, а фюрера так и вовсе нет. «Если бы фюрер знал!»

И все же: с точки зрения Гитлера тест прошёл отрицательно, и он после одной ночи и одного дня прервал дело. Проявилось то, что немецкая публика, немецкий народ в своей массе — в своей верной Гитлеру массе — в действительно активном преследовании евреев не желает соучаствовать.

Из этого Гитлер извлёк тогда, когда решился на «окончательное решение (еврейского вопроса)», важный вывод: окончательное решение имело место не в Германии. Лагери уничтожения находились на востоке Польши. Что же разыгрывалось в самой Германии, как и во многих других странах, был единственно лишь вывоз евреев, причём ещё давали понять, что их же только лишь переселяют. Собственно массовые убийства, уничтожение миллионов евреев при помощи механических средств, в отличие от всех других великих деяний и также всех других больших преступлений гитлеровского рейха, никогда не предавалось огласке, не говоря уже о том, чтобы быть провозглашёнными. Превосходная машина пропаганды не приводилась в действие с этой целью.

В руководимых Геббельсом немецких газетах никогда не говорилось: «евреи должны быть уничтожены», не говоря уже «Евреи теперь уничтожаются». Скорее вплоть до 1945 года снова и снова пелась старая песня: «Евреи — это наше несчастье, мы должны их остерегаться». Для читавшей газеты и слушавшей радио публики в Германии не существовало холокоста.

Это осознанное сокрытие холокоста от немецкого общества является определённой извинительной основой для того, что немцы ничего не предпринимали против этого. Другое, более решающее извинение по моему мнению состоит в том, что они и без того ничего не могли предпринять против этого, особенно в условиях второй половины войны.