От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - [164]

Причины популярности этого широко распространенного убеждения не надо искать далеко. Хотя мир в целом понес гораздо большие потери во второй мировой войне, Западная Европа, и особенно Великобритания, пострадала больше в первой. Первая мировая война в значительной степени велась в Бельгии и Северной Франции, и на фронте этой бойни, который тянулся от Швейцарии до бельгийского побережья, в результате «обычных боевых действий» ежедневно погибало около 2 тысяч английских, французских и немецких солдат, а во время крупных сражений, таких, как у Вердена, на Сомме или у Ипра, война пожирала сотни тысяч человеческих жизней с аппетитом Молоха. Другие фронты — на Балканах или в России после 1916 года — рассматривались как второстепенные, и, хотя жертвы, которые несли воюющие стороны на этих театрах войны, также истощали силы главных противников, это были «побочные номера» — за рамками главного состязания.

Во второй мировой войне верденские и амьенские битвы велись на Восточном фронте — под Киевом и в Сталинграде, а морские сражения первой мировой войны — Ютландское и Доггер-бэнк — произошли в Тихом океане у острова Мидуэй и в Коралловом море, и как только гиганты — Германия и Россия, Япония и США — полностью ввязались в вооруженную борьбу, Западная Европа стала второстепенным театром военных действий.

Вначале, конечно, казалось, что война против Гитлера будет европейской войной, возникшей в Европе в результате политики европейских государств, подготовленной европейской экономикой, прежде всего промышленностью. Но когда война приняла глобальный характер, центр тяжести сместился на Восток, и в результате ни Франции, ни Англии не пришлось в конце заплатить ужасную цену в виде огромных разрушений, которые современная война наносит полю битвы, цену, которую история вполне могла потребовать от этих стран ввиду роли, сыгранной ими в развязывании второй мировой войны.

В течение многих лет было модным называть вторую мировую войну «войной Гитлера», но следует также помнить, что Черчилль дал ей другое название. Он назвал ее «ненужной войной», и, если рассмотреть возможности, которые имели западноевропейские демократические правительства, чтобы преградить путь Гитлеру, это название кажется вполне уместным.

С. ранних дней своей политической карьеры Гитлер совершенно ясно разъяснил, что он видит главную цель германской нации в широкой экспансии на Восток. Через три дня после того, как Гитлер стал рейхсканцлером, он выступил перед немецким верховным командованием и, не особенно заботясь о соблюдении секретности, заявил немецким военачальникам, что их первоочередная обязанность состоит в приобретении «жизненного пространства» на Востоке и в неограниченной германизации захваченных территорий. Одновременно он отказался выполнять условия различных договоров, которые пытались ограничить военную мощь Германии, и разъяснил, что помимо стремления к самой широкой экспансии, он намеревается обладать средствами для ее осуществления.

Так как Гитлер нуждался в промышленном потенциале для вооружения растущего вермахта, он, вопреки серьезным протестам своих военных советников, снова занял Рейнскую область — центр немецкой индустрии, который после 1918 года был поставлен под контроль союзников, использовав имевшиеся у него малочисленные и плохо обученные военные части.

Для холодного эгоцентрического ума Гитлера могло быть лишь одно объяснение тому факту, что его первая военная авантюра увенчалась успехом. Франция и Англия не только имели право, но и средства удержать Рейнскую область — воспрепятствовать вступлению в нее немецких войск в первую очередь, выдворить их оттуда, если они войдут, — задачи, которые с величайшей легкостью могли выполнить армии каждой из этих стран. Так как ни Англия, ни Франция не сделали ни малейшей попытки помешать вступлению немецких частей или выгнать их, Гитлер мог лишь предположить, что они относятся с сочувствием не только к возвращению чисто немецких провинций германскому «фатерлянду», но также и к столь часто и громогласно повторяемым честолюбивым замыслам человека, возглавившего нацию.

И действительно, это сочувствие открыто выражалось. Когда в начале 1935 года в Германии была вновь введена воинская повинность как средство наращивания германских вооруженных сил, газета «Таймс», трезво рассуждая об угрозе для европейской безопасности, одновременно указывала, что действия Германии предприняты не в нарушение соглашений, добровольно заключенных между независимыми договаривающимися сторонами, а вопреки договору, который был «насильственно навязан» Германии и который она должна была, несомненно, найти «невыносимым». Тон комментариев французской прессы был столь же осторожным, и фактическое согласие с этими нарушениями согласованных принципов не могло не вселить уверенность в правителей Германии, что курс их действий одобрен.

Гитлер продолжал наращивать вооруженные силы и свои территориальные захваты, поскольку у него в какой-то мере были основания считать, что французское и английское правительства хотят осуществления широкой восточной германской экспансии, которую он продолжал шумно провозглашать, за счет коммунистической России.