От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская) - [9]

Кто ездил на Памир из Оша, знает: на большом лугу, в долине Сары-Таша, на высоте 3300 метров над уровнем моря, летом стоят некоторые юрты, штуки три или четыре. Кочевые киргизы пасут там своих лошадей, собирают кизяк и угощают кумысом всех, кто проезжает мимо и останавливается возле их юрт. Я так и не узнал, как оплачиваются эти кумысно-молочные услуги, — но наши водители подарили в юрту арбуз.

Покумысничали, починили машины и поехали дальше. Дорога пошла серпантином вверх; вскоре миновали ещё два поста (уазик откупился арбузом, бензовозы — бензином). Вскоре передний ЗИЛ окончательно сломался.

Когда мы медленно, гудя, проезжали мимо, на ветру рядом со сломанным ЗИЛом стоял старый Клаус и махал руками.

— Ну что, не бросать же человека! — воскликнул Кабул и затормозил. Немец заглянул в кабину.

— Ах, there is no space! — Нет места!

— Блин, давай лезь скорей, there is a lot of space, — места хватит на всех, — отвечал я немцу. Но у него оказалось два рюкзака и сумка. — Это барахло наверх!

Над кабиной у нас был железный ящик, где я уже хранил свой рюкзак, туда можно было напихать и немецкое барахло.

— К сожалению, мои вещи не водонепроницаемые, — сказал по-английски немец и начал запихивать все свои рюкзаки и своё тело в тесную кабину. Вдогонку уже бежал водитель сломанного ЗИЛА:

— Заплатишь ему 700 киргизских! — строго заповедал он немцу и вернулся в свою сломанную машину.

Итак, мы поехали вчетвером. Мне было немножко неудобно, но не физически, а морально, ибо мы тут набились с немцем и рюкзаками в кабину, стало очень тесно. Я стал переводчиком, так мы и ехали, переводя друг друга. Дорога очень плохая. Мотор всё закипал, мы останавливались и поворачивались носом к ветру, чтобы остыть, а сами ходили вокруг кабины и остывали на ветру. Было ветрено и очень холодно — около нуля градусов, облака, дождь (чуть не переходящий в снег), сырость. Ладно ещё я — я прыгал, отжимался, приседал, а немец дрожал, завернувшись в куртку, как под Сталинградом в 1942-м. Я вспомнил поговорку: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».

— Дорога очень плохая, — жаловался немец. — Говорят, на перевале есть хотель и можно заночевать за $1.

— Если и можно заночевать в этих местах, то, я думаю, только бесплатно, — отвечал я.

— А на перевале есть столовая? «Плов»? «Шашлик»? «Лангман»?

Водитель, услышав знакомые слова «Шашлик, плов», смеялся и просил передать немцу, что ни плова, ни хотеля, ни «шашлика» на перевале не ожидается.

По дороге два раза прокололи колёса и меняли их на остужающем ветру. Я помогал водителю по мере своих знаний; немец кутался, мёрз и вспоминал Сталинград. Дотянули кое-как до киргизской таможни; электричества на ней не было, шашлыка и выездных штампов тоже. Водитель отлил таможенникам бензина. Клаус предъявил свои многочисленные рюкзаки, и чего там только не было: кофе растворимый в большой железной банке, крем от загара и даже маска для подводного плавания (для высокогорноого озера Каракуль?!). А также лекарства от всех болезней, действительных и мнимых.

Я думал, что обе таможни — киргизская и таджикская — находятся друг напротив друга, прямо на границе, которая проходит по перевалу Караарт (4217 м). Но оказалось, что после киргизской таможни опять идёт подъём в гору по отвратительной дороге, а таджикская таможня — в нескольких километрах, чуть ниже перевала, по другую его сторону.

Таджики обитали в круглых вагончиках-бочках, в таких обитают у нас на севере нефтянники. На двери первой бочки была табличка с надписью по-русски: «СТОЙ! Предъяви паспорт и пропуск!»

Мы втроём (водитель, немец и я) вошли в дверь; сын водителя остался в машине, и вообще он никаких документов не предъявлял, из кабины не выглядывал. Таджики-пограничники сперва подумали, что мы с немцем оба буржуины. Среди погранцов была даже одна англоговорящая девушка, что нас весьма удивило. Записали наши имена, отлили по традиции бензин и мы получили штампы в паспорта. Немец предъявил свой отпечатанный на принтере пропуск; я — Дорожную грамоту.

Поехали! Солнце уже село. Быстро темнело и холодало. Какой-то человек на границе совершал намаз прямо на улице. Это подтвердило мои предположения, что Таджикистан — святая страна. Едем!

Ещё пара постов обошлись Кабулу ещё в несколько литров бензина (всего на 750 километров от Оша до Хорога уходит 60–80 литров бензина на взятки на постах). Кое-где машина опять закипала, я ходил с канистрой к холодным горным ручьям и набирал воду. И также пил из этих ручьёв. Одни были прозрачные, другие — красно-коричневые, с большим содержанием железа и глины. Клаус пил минералку из припасённых с собой нескольких бутылок. (Чудак, зачем сюда в горы воду потащил?) Наконец, уже часов в десять вечера, мы прибыли в пос. Каракуль, находящийся на высоте 3900 метров на берегу одноимённого озера.

В посёлке Каракуль живёт около тысячи жителей (по моей гипотезе). Темным-темно, свет лишь от луны, несколько убогих окошек светятся свечками и солярковыми лампами. Электричества здесь нет, хотя провода и лампочки висят — наследие СССР, когда здесь располагалась элитная воинская часть. Сейчас вояки остались, но элитность у них вся вышла вместе с запасами солярки и электричеством. В посёлке, помимо в/ч, имеется три-четыре придорожные столовые; в одну из них мы и направились.