Освобождение животных - [47]
преодолении высокомерного убеждения, что «человечество пришло первым» и что
проблемы, связанные с состоянием животных, не могут сравниваться по своему
моральному или политическому значению с проблемами, касающимися всего
человечества непосредственно. Прежде всего, это указывает на наличие спесиецизма.
Далее, как можно совершенно не изучив вопроса, не зная его, заявлять, что проблема
животных менее серьезна, чем проблемы, которые терпит человечество? Такие вещи
можно провозглашать, глубоко зная и допуская, что страдания животных
действительно не заслуживают внимания, что если они имеют место, то менее важны,
чем страдания людей. Но боль есть боль, и важность предотвращения бессмысленной
боли и страданий не уменьшается от того, что страдания испытывают не представители
нашего вида. Что бы мы подумали о том, кто сказал бы: «белые пришли первыми» или
например, что нищета в Африке — проблема не такая серьезная, как нищета в Европе?
Это правда, что в мире есть много проблем, заслуживающих уделения им нашего
времени и энергии. Голод и нищета, расизм, освобождение женщин, инфляция и
разоружение, охрана природы — все они главны и содержательны, и кто может сказать,
какая из них более важна? И все же, оставив в стороне предвзятость спесиециста, мы
можем увидеть, что угнетение нечеловеческой жизни относится к разряду названных
значений. Страдания, причиняемые нами нечеловеческим существам могут быть
экстремальными, а для множества они становятся просто гигантскими: сотни
миллионов свиней, крупного рогатого скота и овец проходят каждый год через
процессы, описанные в главе 3 этой книги. В Соединенных Штатах (только в них
одних) биллионы цыплят постигает такая же участь. Ежегодно более 60 миллионов
животных становятся жертвами научных экспериментов. Если бы одна тысяча
человеческих существ была подвергнута разного рода тестам, какие проводят на
животных для того, чтобы убедиться в безопасности косметических средств, это
вызвало бы национальное возмущение. Использование миллионов животных для этой
цели могло бы вызвать, по крайней мере, большое участие, особенно с тех пор, как
выяснилась ненужность этих страданий, и их можно было бы прекратить, если бы мы
хотели это сделать. Все рассудительные люди хотят предотвратить войну, расовое
неравенство и гонку вооружений; проблема состоит в том, что мы должны
предовратить эти вещи на долгие годы, и сейчас нам приходится признать, что мы не
знаем, как это сделать. Сравнение показывает, что уменьшение страданий животных
нечеловеческой природы усилиями человека может быть относительно легким, людям
нужно только решиться сделать это.
Во всяком случае, идея, что «люди пришли первыми», более часто использовалась как
извинение за то, что ничего не делается как относительно человека, так и
нечеловеческих животных в направлении выбора между несовместимыми
альтернативами, как, во всяком случае, считают сторонники притеснения животных.
Справедливости ради надо сказать, что несовместимости здесь нет. Допустим, что
каждый располагает опредленным количеством времени и энергии, и время, отданное
на активную работу в одном случае уменьшает время, нужное в другом случае; однако
нет ничего, что могло бы останавливать тех, кто посвящает свое время и энергию
человеческим проблемам, где достойным было бы объявление бойкота продукции
агробизнеса, связанного с жестокостью. А вегетарианская система питания не
потребует больших затрат времени, чем потребление мясной пищи.
В действительности, и мы это видели в главе 4 этой книги, правы те, кто процветание
человечества видит только на пути вегетарианства. Они справедливо считают, что
снижение масштабов мясного животноводства высвободит громадные количества зерна
для улучшения питания людей где бы то ни было; при этом вегетарианская диета
обходится намного дешевле диеты, основанной на мясных блюдах. Со временем у
вегетарианского общества появятся большие финансовые накопления для направления
их в различные актуальные сферы — производство придуктов питания, пособия на
необходимые социальные или политические потребности. Я бы не сомневался в
искренности тех вегетарианцев, которые, отказавшись от мяса, мало интересуются
проблемой освобождения животных, а руководствуются при этом иными причинами,
но когда вегетарианцы говорят, что «человеческие проблемы приходят первыми», то
нельзя не удивляться, что собственно принуждает их продолжать поддерживать
убыточную, безжалостную эксплуатацию животных на фермах.
В свете изложенного будет уместно сделать историческое отступление. Часто говорят,
что в заключительном выводе идеи, что «человечество приходит первым», содержится
мысль о том, что люди в движении за благополучие животных заботятся больше о
животных, чем о человечестве. Нет сомнения, что для определенной части людей это
Короткие эссе, написанные и опубликованные автором в разные годы, собраны им под одной обложкой не случайно. Каким бы вопросом ни задавался Сингер — от гипотезы существования мирового правительства до благотворительности, от суррогатного материнства до эвтаназии, от вегетарианства до прав роботов, — стержнем его размышлений остается этика. Мир, в котором мы живем, стремительно меняется. В результате глобализации, бурного развития науки и появления новых технологий, в том числе социальных, современный человек часто оказывается перед трудным моральным выбором.
Эта небольшая книга представляет собой успешную попытку удобоваримо изложить философскую систему Гегеля: автор идет от простого и конкретного к более сложному и абстрактному, рассматривая лишь важные для понимания философа идеи. Питер Сингер — профессор биоэтики Принстонского университета. Мировую известность ему принесла книга «Освобождение животных», которую иногда называют «Библией современного экологического движения». К другим работам Сингера относятся книги «Практическая этика», «Маркс: краткое введение» и ряд других трудов по этике и философии.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.