Освобождение - [13]

— Последний рывок, — пробормотала Белла, когда открылась дверь.

За дверью нас ожидал почтительный амфитеатр обожающей холеной девичьей плоти. Десять или двенадцать пар прекрасных и изысканно подведенных глаз смотрели мне в грудь, так, чтобы была мистическая ненаправленность взгляда и желание заглянуть в эти карие, серые, голубые, зеленые, холодящие или воспламеняющие, ледяные или бархатные глаза. Как по команде, губы изрешетили нас пулеметным огнем отточенных и нежных улыбок. Барышни ловко опустились на колени и синхронно показали свои волосок к волоску расчесанные макушки. Гамма от черного как ночь, до переливающегося голубыми искрами платинового. Грамотная колориметристика, но ни одной рыжей.

Белла жестом подняла их и звучно расцеловалась с двумя или тремя, прошла в какое-то подобие зала для приемов и утянула и меня и свиту за тяжелые бархатные занавеси. Метров двадцать пять вниз по винтовому кованому кружеву узкой лестнички и мы очутились в почти аналогичном зале, оформленном в морском стиле — дельфины, арбузогрудые наяды, перламутр, аквариум во всю стену с блестками разноцветных, похожих на галлюцинации совершенно обкурившегося наркомана, дрожащими пальцами вколачивающего непослушный зеленый каннабис в трубку с длинным чубуком, рыбок. Еще один коридор с аквамариновыми стенами, многократно переломанный, и что-то вроде гостиной, Белла плюхнулась там на один из интимных, в стиле «Луёв Шашнадцатех», диванчиков, и протянула ноги для разувания. Девушки разделились на две группы. Шесть так же молча обступили ее, разули, сняли с нее кожаное пальто, принесли туфли, столик с едой и двумя или тремя сортами напитков, стулья. Ко мне обернулись тоже шесть. Я сбросил нежную руку с плеча куртки. Обмен взглядами между «моими» и Беллой. Да, я не хочу раздеваться. Белла уселась за столик.

— Присаживайся. Что будешь пить? Вино, водка, пиво, я предпочитаю перед сном сок. Витамины положительно влияют на кожу…

— Воду. Они люди?

— Да, а что такого?

— Хорошо. Просто хорошо. Кого из них ты больше любишь?

— Всех. Сегодня — ее, — Белла небрежно махнула пальцем в сторону голубоглазой брюнетки, отдаленно похожей на себя.

— Пусть она сядет рядом и попробует все, что у меня в тарелке. Все должны класть оттуда же, откуда кладут тебе. Пусть пробует даже воду.

Произнося это, я извлек ТТ, демонстративно вставил новую обойму, передернул затвор и навернул глушитель. Пистолет черной гадюкой лег на белую скатерть. У девушек не произошло никаких изменений ни в скорости точных и плавных жестов, ни в мимике. Белла пожала плечами и сделала разрешающий жест рукой. Принесли еще два стула. Рядом с Беллой села русоволосая с льющейся прической девушка с серыми глазами.

— Ульрик говорит, что нарушать симметрию некрасиво.

— Как пожелаешь. Я здесь гость и не знаю ваших обычаев.

Барышня стоически, мысленно, очевидно, оплакивая диету и осиную талию, пробовала все, что отправлялось ко мне на тарелку, при этом спокойно улыбаясь и не забывая тепло и доброжелательно поблескивать глазами — я не смотрел на свою соседку, поэтому выводы были сделаны мной по напарнице Беллы.

— Ты сыт? — спросила Белла, оставляя на салфетке, которой она вытирает губы кровавые следы помады.

— Вполне.

— Время отхода ко сну. Половина одиннадцатого утра. Пойдем смотреть твою комнату.

— С удовольствием.

Я, не свинчивая глушителя, взял пистолет, встал, повесил на локоть рюкзак, взял под руку одну из молчаливых барышень и проследовал вслед за Беллой. Ничего комнатушка. Ковры, пылающий камин, кресло-качалка, шкафчики, грандиозная готическая кровать, пригодная для игры в футбол, с обилием подушек и бархатным пологом. Вполне уютная нора для такого как я.

— Располагайся, — Белла царственным жестом обвела комнату, — Санузел за вон той дверкой. Твои шесть знают все о нравах мужчин и сделают все, чтобы тебе было комфортно, — достойная реклама и рекламодатель удалился в сопровождении обожающей свиты.

Идиотизм. Стоять под прицелом шести пар обожающих глаз невыносимо.

— Мы служим.

— Спасибо. Скотч. Быстро.

— Какое виски пьет господин? Сколько? — ни тени удивления.

— Нет, клейкую ленту, — снова ни тени удивления.

Одна упорхнула. За это время я разделся до джинсов и рубашки. Броник и рюкзак положил рядом с кроватью. Вернулась упорхнувшая через минуту, с катушкой. Я протянул руку за катушкой. Ну, хоть какое-то недоумение. Хотя, похоже, что у них мозг работает в одну сторону. Предполагается приматывание скотчем к кровати или приклеивание девушек друг к другу или заклеивание ртов. Нет, и всех вместе я нас тоже склеивать не собираюсь. Я примотал пистолет к правой руке и пошевелил пальцами. Вроде ничего. Поставил на предохранитель. То-то. Если ночью захотят вынуть — скотч, отлепляемый от кожи настолько приятен, что разбудит и мертвого. То есть меня. Кинул ей обратно катушку. Лег поверх одеяла.

— Господин желает, чтобы мы развлекли его?

— Нет.

— Разделили с ним сон?

— Нет.

— Может быть, одна из нас ляжет у него в ногах, чтобы согревать его?

— Нет, черт возьми. Я еще не успел остыть. На сегодня все свободны.

— Да.

Барышни (не скрою, достаточно красивый момент) разделись, принесли из шкафчика шкуру, расстелили ее в ногах кровати, набросали поверх подушек, все улеглись на это импровизированное ложе, накрылись одеялом, пятеро, прижавшись друг к другу, закрыли глаза, а шестая осталась бодрствовать. «