Освобождение - [12]

— Тоже вы держите?

— Это бордель, мальчик, один из наших всегдашних источников дохода. Валюта, доллары, бабки, понимаешь? Потом, из хорошо обработанного спящего клиента можно выкачать немного крови и он ничего не почувствует. Некоторые даже испытывают от этого удовольствие. Этот центр релаксации лучший в Москве. И находится под моим покровительством и управлением. Четыре части чистого дохода я отправляю в казну Адьярай, а пятую оставляю себе. На тряпки, побрякушки (страх как люблю черный жемчуг) и прочую ерунду. Потом, там трудится моя хорошая подруга, она такая очаровательная нимфоманочка с задатками кинорежиссера, мы с ней снимали такие фильмы… Мы понимаем друг друга с полуслова и частенько скрашиваем друг другу досуг. Если бы ты мог только представить себе, как она умеет целовать меня в…

— Хватит. Я не хочу туда ехать и слушать твои извращенные исповеди. Останавливай рыдван. Я перекантуюсь где-нибудь в гостинице.

— Ну уж нет. Там тебя найдут. Если ты думаешь, что к тебе будут у меня приставать — много думаешь о себе. Пока ты не захочешь, а я не прикажу, они не посмеют даже подумать о воплощении твоих фантазий. И вообще, не отвлекай меня, я за рулем.

Обдав чудесным фонтаном бурой жижи элегантного господина в кашемировом пальто, наша «копейка», прочертив бортом искристую дорожку по стене подворотни, в кою она вошла юзом, как шайба в ворота, посланная лихим ударом Буре, вылетела в очередной двор.

— Ты знаешь самую скверную черту доцентов, Белла?

— Они импотенты? — «Тебя что, пробило на сексопатологию?»

— Нет. Они экономят на бензине. Это был классический доцент, не получавший денег года полтора. У нас в баке, если хочешь знать, от силы литров пять несусветной дряни. На четырех с половиной из них не поедет даже примус. Сбавь скорость, за нами никто не гонится. У ментов своих проблем до кучи, а несчастный доцент, если его не хватил инфаркт и ты ему ничего не сломала, еще не позвонил куда надо —

— Через двадцать минут взойдет солнце. Ты, надеюсь, понимаешь, что такое гореть заживо, хоть тебе это и не грозит? До борделя еще минут десять-пятнадцать езды.

Перескочили Бульварное кольцо, я успел лишь заметить длинный нос, локоны и долгополое пальто Николая Васильевича. Составители ПДД перевернулись в гробу еще один раз. Белла ловко вывернула наш болид из-под колес завизжавшего МАЗа. Мы где-то между Арбатом и Кропоткинской, опять пошли переулки. Белла затормозила и свернула к обочине.

— Вылезай. Приехали.

Бар «Морской пес», солидная, как зверообразная морда выглянувшего охранника, металлопластиковая дверь.

— Возьми машину, отгони по адресу владельца, в бардачок засунь тысячи три зеленых и записку с благодарностью. В конце припиши, что ради его же здоровья, машину у него не угоняли, и чтоб ключи в зажигании больше не оставлял.

Детинушка двинул надбровными дугами и козырнул.

«К пустой голове руку ложит, сукин сын». Этот парень человек, иначе бы он не поехал днем по солнцу…

— Пошли, что стоишь? — Белла ухватила меня за руку и, ковыляя, потянула по достаточно крутой лестничке в полуподвал.

Бар как бар. Накурено так, что колун всплывает под потолок. Музычка, тяжелый и быстрый хаус, то самое, от чего у меня болит голова. Бармен, бледный как смерть… Ба, да тут все либо бледные от способа существования, либо багровые от духоты и выпивки. Некоторые оглянулись. Один, глянув на наше с Беллой соединение руками, сочувственно покачал головой.

— Ты скольких своих любовников загрызла, старая извращенка? Меня тут провожали такими взглядами, как будто я покойник… хотя, скорее, дважды покойник, — сквозь зубы забормотал я в ее дергающееся на ходу ухо.

— Еще раз назовешь меня старой извращенкой — нос сломаю или коленную чашечку вырву. Штук пятнадцать за прошлый год, и не загрызла, а всего лишь разжилась литром-другим крови, — так же сквозь зубы, пробормотала Белла, не прекращая слегка кланяться на глубокие поклоны и ритуально прикрытые ладонью глаза.

— Понятно… радостная перспектива, что и сказать.

— Они были одноразовые дураки, жеребцы без фантазии. Половина мужского пола способного к контакту страдает именно этим.

Мы прошли за занавеску из стеклянных бус, потом по темному, коленчато понижающемуся коридору. Тут явно работали кондиционеры, в воздухе пахло благовониями. Обитые красным шелком стены, вкрадчивый, как и все азиаты, перс-ковер. На перламутровой кожи диванчике развалилась полуголая коротко стриженая девица со следами всех мыслимых пороков на лице. Из сумочки на прозрачном столике выкатилась зажигалка, валяется зеркальце и хитро подмигивает добрый дедушка Франклин с тощей пачки баксов. Девица вяло листала тонкую книгу в розовом переплете вроде меню с видами различных барышень и молодых людей в разных комбинациях и по отдельности и, надо полагать, с расценками. Судя по полусгоревшей сигарете, лежащей в вялых пальцах, она уже получала чисто эстетическое наслаждение от одного созерцания оного меню или была настолько loaded, что не замечала, как обвалившийся столбик пепла испятнал серым ее белую как рыбье брюхо кожу.

Белла нажала на изящно, золотым дельфином, изогнутую ручку. Из-за почти неразличимой двери в стене послышался звонок в три тона.