Освобождение - [11]

— А более развернутое объяснение этому имеется?

— Имеется. Его тебе поведают Ульрик и Рамсес через два дня, когда вернутся из Англии.

— Черт побери, мне даже не хочется есть, хотя адреналин выплескивается через край…

— А тебе и не должно хотеться. Ты не нуждаешься в еде, ее энергия тебя пока или уже не поддерживает. Я тоже ем скорее для удовольствия и по привычке, чем от необходимости. То же самое и с алкоголем — его нужно колоссальное количество, чтобы вызвать хоть какое-то подобие опьянения. Меня поддерживает кровь, сила крови. А в тебе нет ничего. Ты сейчас скорее кучка атомов, удерживаемая необычайно мощной мыслью. Холодная мыслящая плазма. Из тебя ничто не вытекает и ничего не втекает. До тех пор, пока жив ты-первый, который компенсирует твою пустоту. Уничтожить тебя в этом состоянии можно, наверное, только термоядерным взрывом. Так говорит Рамсес.

— А не проще ли убить меня-первого?

— Это значит переписать Бытие, что почти невозможно.

— Но мы-то с тобой его только что переписали изо всех стволов?

— Относительно возможно так и будет. Ты здесь все равно на птичьих правах, только потому, что Рамсес и Ульрик угробили неизвестно сколько, «УГРОБИЛИ неизвестно сколько ЧЕГО, хотелось бы знать…» чтобы тебя вытянуть и перевести в более-менее приличную форму.

— Ясно. А если мне все-таки не удастся остановить себя или что там еще…

— Тогда ты как его… а, да, ты аннигилируешь.

— Это как?

— Как небольшая бомбочка. Рамсес в свое время занимался штатовской ядерной программой, и он прикинул, что в тебе, по самой малой мере, около двух гигатонн тротилового эквивалента. Мы, разумеется, если все пойдет не так, за сутки до того отвалим из Москвы. Километров на тысячу.

До чего же приятная перспектива. Выжечь всю Москву до самой МКАД, если рвану на трибуне Мавзолея…

Стоп. Это же выйдет совершенно та же петрушка, что я наблюдал в своем мире. Там от Москвы не осталось камушка на камушке. Полный бардак. Лента Мебиуса из ленты Мебиуса какая-то. Значит, для возникновения моего мира, нужно чтобы я разрушил этот? Значит, моя смерть неизбежна и закономерна, и без нее нельзя? Но в моем мире не было ни смертных, ни вампиров…

Стало быть, я должен остановить себя, во что бы то ни стало. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, что будет дальше и донести до моих возможных читателей хоть какую-то правду (или ложь, что, если верить приплетенному сюда ядерной физикой старику Эйнштейну, равновероятно).

— Слушай, Белла, а с ментами у вас тоже все схвачено?

— С кем?

— С милицией, это сленг.

— Нет. Не со всеми. Ты намекаешь, что пора бы сматываться? Неплохая идея, только надо всех сжечь, зачистить концы.

— А наш гробовоз?

— Очень жаль микрофон, но и его тоже.

Произнося эти слова, она с неженской силой подняла изуродованное тело нашего водителя и запихнула его в машину.

— What the hell are thee starring at? Take gas, ‘tis in the car, and burn him.

— Well, I’ve never used to burn corpses.

— Shall I teach thee?

— Nope. Experience is the best teacher.

— Ну, хоть в философии ты преуспел. Полей Ральфа хорошенько, его душа должна получить достойные проводы.

Мистер Тарантино, ау! Вы отдыхаете — такой реальности нет даже в ваших чернейших фильмах. Белла прошептала что-то вроде молитвы и поднесла зажигалку. Остатки канистры вылили на оттащенные в «Тойоту» тела и тоже подожгли. Быстро, однако, управились — минуты три, по моим внутренним часам.

Вот вдалеке послышался вой вышедшего на охоту сине-белого хищника. Он раскрутил свои оранжевые и синие мигалки и, рыча мотором, уткнулся серебристым носом с радиаторной решеткой в дорогу, повинуясь безошибочному инстинкту хищника, по тревожному телефонному трепету понесся туда, где еще не впиталась в грязный асфальт свежая кровь. Отвратительно оперативно появился этот «Форд», доверху, небось, набитый хмурыми парнями в жабьей серой форме.

— Тикаем.

Первый раз вижу, чтобы женщины так бегали от правоохранительных органов на каблуках-шпильках. Хрямс. На одном каблуке — второй остался в предательской щели древнего асфальта.

— Новые сапоги! — страдальчески взвыла Белла, приземляясь на бок.

— Вставай! Я не хочу в КПЗ. Там грязно и плохо пахнет. Обопрись об меня.

Три с половиной ноги хорошо, но четыре все же лучше. В подворотню. Счастье! Возле тротуара стоит уже заведенная «копейка». Хозяин — «гражданин лопух» как дефиниция — шапка петушком и болоньевая куртка…сятого года рождения готовится торжественно погрузить сухопарое тело в уже открытую дверцу своего ржавого рыдвана. Белле надо было играть в регби, она плечом снесла его как картонную коробку — к противоположной стороне улицы и забросила себя за управление. Я совершил непростительный по потере времени пробег полукругом и занял правое место. Никогда не думал, что «копейка» способна на такой шикарный старт — восемьдесят почти с места. Сто. Сто по кривоколенным дворам в районе Бульварного кольца.

— Куда мы теперь?

— Туда же, куда и ехали. В бордель.

— В бордель?!

— Центр отдыха и релаксации. Место, где усталого самурая накормят, напоят, помоют, и спать уложат. Если захочет — не одного. Идеальное место для тебя. Надежная охрана. Спокойные, услужливые и доброжелательные девушки, ванна, массаж, хорошая еда и небольшой сон. Я определила для тебя свою любимую комнату, которую сама спроектировала и лучших девушек. Они красивые, умные и молчаливые.