Освободившиеся - [48]

— Они придут, капеллан? — спросил Каэлок.

Курта Седд кивнул. Подобные вопросы, задаваемые с почтением и благоговением, были допустимы. Каэлок не бросал ему вызов. Он искал просвещения.

— Придут. Они покинут свои убежища. Мы позаботимся об этом.

Он не оставит Ультрадесантникам выбора. Условия войны вот-вот должны были измениться. Раньше Несущие Слово бросались на опорные пункты XIII Легиона и перемещались по территории, хорошо известной Эфону. Хватит. Эта пещера и открытые в ней глубины принадлежали Несущим Слово. На сей раз никаких поисков Ультрадесантников. Это они будут искать и обнаружат ожидающий их рок.

Это проповедовал Курта Седд. В это он должен был верить.

Погибель ли я Эфона? Это моя задача. Это моя судьба.

Да.

Эти вопросы снова и снова возвращались к нему. Его ответ оставался неизменным. Равно как и его сомнения.

Закончив с распределением, Курта Седд вернулся к краю бездны. Он встал возле колонны, основание которой выступало над пустотой. Его позицию защищали два полукруга из Несущих Слово и культистов. Остальная часть Пятой роты ждала возле входов и за сталагмитами. Они были готовы.

Он был готов.

— Братья, — воскликнул он, и его голос наполнил пещеру, — ныне начинается наша истинная работа.

Он начал петь. Произносить слова, которым придавал форму Октет. Это были злые звуки, разъедавшие реальное. Его дух потянулся вглубь бездны. Он воззвал к тьме. Прикоснулся к пелене. Воззвал к сущностям за ней.

Он не прекращал пения, однако сделал паузу перед тем, как напрячь волю и разорвать пелену. Действительно ли он достоин? Он утратил абсолютную ясность видения. Он знал, что должен сделать, но не то, как это сделать. Варп и плоть должны стать едины. Это было ему известно. Однако между задачей и ее решением пролегла тень незнания.

Эфон не был мертв. Он надеялся, что ясность вернется к нему, когда это дело будет завершено. Но чтобы завершить дело, сперва требовалось разорвать пелену.

Рвать было так просто. Истерзанная Октетом пелена столь истончилась, что хватило легчайшего усилия воли, чтобы создать брешь в реальности. Он расширил разлом, открывая путь. По пещере разнеслось стенание потустороннего ветра. В нем слышались пустота, ржавчина, боль от клинков и зубов. Это была буря, сотворенная из ночных кошмаров.

Теперь началась подлинная проверка мастерства Курты Седда. На него нахлынули сомнения. Он отринул их. Произнес новые слова — те, которым предстояло не просто рвать реальность. Это были слова призыва.

Первой ответила тьма. Как и прежде, она поднялась, ее цепкие отростки стремительно начали расползаться по пещере: по полу, стенам и потолку. Отростки становились толще, увлекая за собой все больше тьмы. Хватающая рука превратилась в волну, а волна превратилась в потоп. Пещеру заполнила безумная ночь. Она бормотала и причитала. Голоса звучали громче, чем раньше. Сильнее. Они были голодны. Им не терпелось завладеть миром.

Их было недостаточно. Мысленно Курта Седд встал перед разломом. На той стороне находились некие существа. Он видел, как они перемещаются с неспешной размеренностью удавов и электризованными рывками. Их очертаний ему было не разобрать. Казалось, будто они перетекают и изменяются, оставаясь сразу за чертой досягаемости зрения. Он призвал их явиться. Растянул разрыв еще шире.

— Войдите, — произнес он. — Войдите и пируйте.

Что — то потянулось через барьер. Оно начало обретать форму.

Восприятие Курты Седда изменилось. Он вновь глядел собственными материальными глазами. Капеллан посмотрел вниз, за кромку пола. Тьма под ним извивалась, сплетая завитки и узлы напряженности. Она заколыхалась и вздулась. Вздутия лопнули. Из пузырей ночи появились существа. Они поползли вверх по скале.

Крики, шепот и смех стали интенсивнее. Голоса кружили возле него, а затем пускались по пещере в погоню за себе подобными. Они праздновали. Они угрожали.

Существа лезли вверх. Курта Седд видел стены пропасти в мельчайших подробностях. Чем выше поднимались твари, тем отчетливее он мог их разглядеть. И все же их черты никак не поддавались определению. Очертания оставались текучими. Это были груды преображающейся плоти. Цвета пульсировали, смешивались, изменялись. Кожа, розовая, как обнаженные мускулы, приобретала синеву разложения, затем болезненную зелень, затем краснела от гнева. Чешуя обращалась в волосы, волосы обращались в когти, когти обращались в глаза. Покрытые зубцами конечности вонзались в камень, подтягивая тела вверх, но лишь для того, чтобы слиться с более крупной массой, раскинуть щупальца, с хлюпаньем разъедающие скалу, и ухватиться снова. Твари тянулись друг к другу и сливались в кошмар больших масштабов. На глазах Курты Седда формировалось чудовище. На несколько секунд проступил силуэт огромной туши. Рога на ее голове были размером с человека. Челюсти разошлись, обнажая зубы, искривленные и вывернутые во все стороны. Из глотки на Курту Седда уставился немигающий глаз с двум белыми зрачками.

Пасть открывалась все шире и шире. Угол между челюстями стал больше ста восьмидесяти градусов. Голова разорвалась. Разрыв пошел по горлу, по груди. Создание распалось надвое. Его тело растворялось в переплетении мясистых прядей ночи. А затем оно исчезло.