Освободительный поход - [50]

Но самое страшное заключалось отнюдь не в артиллерийском обстреле или авиационном налете. От побережья, расположенного не далее чем в полукилометре от моего дома, доносился свистящий гул множества моторов, и рев атакующей русской морской пехоты. Вот тут я испугался по-настоящему, сразу поняв, почему русские не стали обстреливать из морских орудий ни жилой городок, в котором живут немецкие специалисты, ни монтажно-испытательные ангары, где собирались ракеты, ни сам исследовательский центр.

Несомненно, прислав сюда свои лучшие части, большевистский вождь Сталин хотел в целости и сохранности захватить наш ракетный полигон – вместе с инженерами и конструкторской документацией. Как писали наши газеты – после того как подчиняющийся лично Сталину корпус морской пехоты особого назначения взял Хельсинки, Стокгольм и Копенгаген, в этих городах в живых не осталось ни одного местного жителя. Да что там люди. Дошло до того, что эти одержимые манией убийства головорезы истребили в этих городах даже собак и кошек^[29].

И хотя это весьма щедро со стороны Сталина, но я все равно не хочу в русский плен, даже несмотря на то, что в Рейхе наши работы на ракетные темы явно недооценивают. Сразу после того, как русские объявили войну Швеции и захватили Стокгольм, Вальтер Дорнбергер^[30] предложил начальству эвакуировать наш центр куда-нибудь подальше, вглубь Германии, но вместо понимания получил резкую отповедь – дескать, не поднимайте паники, герр Дорнбергер, большевики никогда не посмеют вторгнуться на исконно немецкую землю, находящуюся под защитой всемогущего арийского божества.

Правда, неделю назад для усиления обороны полигона к нам прислали пехотный батальон, солдаты в котором были в возрасте сильно за сорок. И это было все, что немецкое командование могло сделать для нашей защиты. Против русской морской пехоты эти ветераны Соммы и Вердена оказались абсолютно бессильными, все равно что болонка, которая решила бросить вызов сторожевой овчарке.

То ли божество у нашего фюрера оказалось какое-то неполноценное, то ли русские, напротив, такие могущественные, только их головорезы уже находятся на исконной немецкой земле и, истребив обороняющих побережье немецких солдат, направляются прямо сюда. Моя голова еще пригодится Германии, поэтому надо бежать, и чем дальше, тем лучше. Ведь я тут не один такой ценный.

Инженеры Центра высыпали из своих домов, растерянно оглядываясь по сторонам. Как офицеры и настоящие мужчины, мы с Вальтером просто обязаны были возглавить их путь к спасению. Надо скорее бежать к паромной переправе, которая еще наверняка не захвачена большевиками, потому что в той стороне не слышно стрельбы. Если же это не так, то тогда мы все погибли, потому что Узедом – это остров, и в ноябре, когда вода в море нестерпимо холодная, выбраться с него вплавь крайне проблематично, тем более что не все наши инженеры умеют плавать.

А вот и Вальтер! Он машет мне рукой, в которой зажат пистолет, и показывает куда-то вверх, откуда на нас наваливается оглушительный свист турбин и обрушивается ураганный ветер. Придерживая рукой фуражку, я поднимаю голову и вижу, как прямо на газоны с неба опускаются большие винтокрылые аппараты. Из раскрывшихся боковых люков этих аппаратов падают разматывающиеся на лету тросы, по которым вниз ловко скользят одетые в незнакомую мешковатую форму фигуры вооруженных людей. Какой-то цирковой номер, честное слово. Это явно не русские; точнее, совсем не те русские, с которыми мы привыкли иметь дело. Нашей охраны не видно, а высадившиеся из винтокрылых аппаратов русские солдаты окружили нас, держа оружие наизготовку.

Поняв, что сопротивление бесполезно, я швырнул свой пистолет наземь и поднял руки. Да, я не хотел идти в русский плен, но еще меньше хотел умереть, так и не исполнив своей мечты. В конце концов, нам, инженерам и техническим специалистам повезло гораздо больше, чем солдатам из охраны полигона и концлагеря, погибшим под снарядами корабельной артиллерии русских и бомбами их самолетов. К тому же эти солдаты, явно принадлежащие к особому подразделению, смогут защитить нас от зверств обычной русской солдатни, которая прибудет сюда с минуты на минуту. К тому же у меня была особая надежда. Я подумал, что, поскольку русский вождь решил захватить наш центр в целости и сохранности, а не просто стереть его с лица земли бомбами, то, наверное, его интересует ракетостроение в гораздо большей степени, чем фюрера германской нации, который даже не счел нужным эвакуировать нас из угрожаемого района. Со стороны Гитлера это была непростительная близорукость и недооценка ситуации, благодаря которой русские и смогли воплотить в жизнь свой дерзкий замысел по захвату нашего центра.

И я оказался полностью прав! Прибывший вместе с десантниками доверенный человек Сталина, назвавшийся генералом Гордеевым, сказал, что всех нас без исключения ждет работа по специальности. Вместе с нашими русскими коллегами мы будем проектировать и строить жидкостные дальнобойные ракеты для Советского Союза. И еще он сказал, что делать ракеты куда приятнее, чем пилить лес или рыть землю на стройке, так что отказавшиеся помогать СССР все равно будут делать это, но уже как чернорабочие. Очень доходчивое объяснение, особенно в связи с тем, что к тому моменту, как мы его услышали, остров Узедом был полностью захвачен русскими войсками, а на его аэродром стали приземляться первые русские самолеты.