Острова, залитые солнцем - [46]

 — Я видел ее племянника. Он произвел на меня хорошее впечатление.

 — Никобарцы иногда кажутся инертными, но они очень сообразительны, — вмешался Мехмуд Али. — В наше время они приобретают различные специальности и становятся бухгалтерами, механиками, электриками, капитанами кораблей. Через несколько лет они возьмут в свои руки все дела на острове.

 — Сколько времени вы живете здесь?

 — Один год, — ответил сборщик налогов, — а Мехмуд Али — полтора.

 — И вам нравится?

Их лица вытянулись.

 — Очень скоро становится скучно, — пожаловался Риязуддин. — Работы немного. Я сборщик налогов, а собирать нечего. Мехмуд Али тоже без дела, поскольку на Никобарах нет преступности.

 — Вы хотите сказать, что здесь не взимают никаких налогов?

 — Только с копры. Но этот налог платит компания.

В это время мы услышали шум, доносившийся с пристани. Ясно слышался голос доктора Чакраборти. Очевидно, он вернулся. Я думал, что мои гости останутся и подождут. Но они поднялись и стали прощаться.

 — Вы, конечно, никуда не уйдете. Останетесь и позавтракаете с нами.

 — Нет, — ответил Риязуддин, — мы должны вернуться домой на том же катере, который привез ваших товарищей. Он, вероятно, ждет нас.

 — Жаль! Я еще о многом хотел спросить вас.

 — Сколько времени вы пробудете здесь?

 — До начала муссонов.

 — В таком случае у нас уйма времени. Мы еще встретимся.

Глава X Царство кокосовых пальм

Вечером я отправился в деревню Верхний Катчалл, расположенную всего в двенадцати милях по морю от Нанкаури. Арендуемый компанией пароход «Дайя», совершающий рейсы на южные острова архипелага, с трудом преодолел это расстояние более чем за два часа: приходилось бороться с двумя сильными встречными течениями. Подойти близко к берегу мешали подводные скалы, тянувшиеся вдоль всего побережья. Мы вынуждены были пересесть в шлюпку, причем один матрос все время стоял на носу, смотрел в воду и предупреждал рулевого об опасностях, так как нам приходилось лавировать среди предательски выступавших скал и коралловых рифов.

Когда мы прибыли, управляющий местным отделением компании сообщил в деревню о том, что все женщины с детьми должны сдать анализ крови. Пока они не собрались, доктор Басу, Мусаджи и я решили прогуляться. Конусообразные хижины Верхнего Катчалла, как и в большинстве Никобарских деревень, протянулись вдоль берега. За ними росли кокосовые пальмы, от которых зависело благополучие жителей. Куда ни глянешь, повсюду виднелись кокосовые орехи, привязанные к палкам или свисавшие с деревьев и кустов.

 — Какой оригинальный способ хранить кокосовые орехи, — со смехом заметил Басу.

 — Люди не решаются складывать их в кучи на земле, — объяснил Мусаджи. — Взгляните сюда, — продолжал он, указывая на свиней, копавшихся в земле вокруг хижин и под ними. — Если положить орехи на землю, свиньи сожрут их все до одного.

Свиньи были грязные, но жирные и круглые, как винные бочки, и производили невероятный шум. Я заметил, что все самцы кастрированы, но поросят было много — от восьми до дюжины голов на каждую свиноматку.

Я не знал, как спросить об этом Мусаджи, но он, казалось, прочел мои мысли.

 — Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он. — Никобарцы кастрируют самцов, чтобы они были жирнее.

 — Нет, не об этом, — поспешил я поправить его.

 — А, понимаю…, — сказал Мусаджи. — В джунглях бродят стада диких кабанов, которые покрывают домашних свиней.

По Никобарским понятиям Верхний Катчалл считается большой деревней, но мы были удивлены, как мало людей нам повстречалось — место казалось совершенно пустынным. Я решил, что обитатели деревни ушли на работу, но ошибся: навстречу нам из джунглей возвращались веселые и оживленные люди, увешанные гирляндами из пальмовых листьев и браслетами из диких цветов. Казалось, они возвращались с какого-то пикника. Никто из них не нес с собой ни кокосового ореха, ни плода пандануса. Лишь один молодой парень составлял исключение — он сидел на бамбуковом возвышении и при помощи дхау раскалывал орехи, добывая копру. Мусаджи подошел к нему, взял кусок копры и стал его рассматривать. Завязался разговор на Никобарском языке, явно неприятного характера, так как парень надулся, а Мусаджи в раздражении вернулся к нам.

 — Ох, уж эти мне никобарцы, — проворчал он. — Они станут счастливыми людьми, когда перестанут следовать дастуру — своду их обычаев[27]. Видели, как этот парень извлекает копру? По кусочкам. Я советовал ему, по возможности, вынимать ее целиком — тогда за копру платят дороже. Но парень заметил, что об этом не говорится в дастуре.

Я в какой-то мере сочувствовал парню. Он работал один, и, если учесть, что весь помост был завален копрой, сделал немало.

 — Почему ему никто не помогает? Он, наверное, устал, — заметил я.

 — Да нет, — усмехнулся Мусаджи. — Он из Кар-Ни-кобара и работает на местный кооператив. Вы даже не представляете, с какими трудностями мы столкнулись, когда впервые прибыли в Нанкаури. Мы не могли найти ни одного рабочего. Пришлось самим выгружать все имущество и строить хижины.

 — Но я видел, как работали никобарцы, — сказал я, вспоминая, как рабочие переносили грузы в Нанкаури.