Острова, залитые солнцем - [21]

 — Взгляните, как растут мангровые деревья, — сказал Берн, поднимая с земли булавовидный проросток более фута длиной. — Проростки падают с дерева и сразу же наполовину уходят в землю, да так прочно, что волны не могут смыть их. Обратите внимание, они всегда наклоняются в сторону моря. Если бы не мангровые деревья, море давно бы опустошило Андаманские острова.

В этот вечер безмолвие окрестностей Констанс-Бей лишь изредка нарушалось криками чирков и тихими всплесками волн. То тут, то там слышались выстрелы из винтовки Хла Дина, но они лишь подчеркивали царившую в природе тишину. Обогнув рощицу мангровых деревьев, мы увидели и самого Хла Дина, с ног до головы в грязи, но с парой голубей в руке. Хла Дин так устал, что молча прошел мимо нас. Берн усмехнулся:

 — Что я говорил? Он скорее умрет, чем вернется без добычи. А эти птицы пригодятся на ужин.

Погода на Андаманах очень капризна. Утром и весь день светило яркое солнце, а теперь, когда мы находились всего лишь в двухстах ярдах от форпоста, появились тучи и закрыли солнце.

 — Кажется, пойдет дождь, — сказал Берн и, обернувшись ко мне, добавил: — Нам лучше поторопиться.

Мы побежали изо всех сил. И как только вошли в хижину, первые капли дождя забарабанили по крыше.

Ливень продолжался недолго, но был довольно сильным. Крупные капли с шумом разбивались о песок. Когда дождь кончился, Бери приказал Хла Дину подготовить к отплытию наш челн, чтобы мы могли немедленно вернуться в Тирур.

 — Если здесь начинаются дожди, никто не может сказать, когда они кончатся, — заметил он. — Да и течение в протоке становится очень быстрым. В прошлом году во время дождя два наших парня пытались переплыть в этом месте протоку, но утонули.

При вечернем освещении мангровый лес казался еще более жутким, а белые журавли, перелетавшие с дерева на дерево, напоминали привидения. Наш челн с трудом продвигался в этой зловещей тишине. Но вот наконец лодка врезалась в берег.

По прямой от Тирура до Констанс-Бей около двух миль, но как резко меняется ландшафт! В Тируре нет и намека на море. Он расположен в долине, зажатой между двумя холмами, густо поросшими лесом. Виднеются бесчисленные прямоугольники рисовых полей, через которые скот протоптал тропинку к фермам, находящимся у подножия холмов.

 — Восемь лет назад эта долина была покрыта лесом, — сказал Берн, когда мы устало тащились по тропинке. — Лес расчистили и долину заселили выходцами из Восточного Пакистана.

За фермами тропа огибала подножие холма. Солнце зашло, и долину окутали сумерки. Стало трудно продвигаться по тропинке, которую прорезали бесчисленные овраги. Но вскоре мы оказались возле форпоста и шли мимо хижин, освещенных фонарями.

Все, даже женщины и дети, обрадовались приходу Берна. Залаяли собаки и всполошили кур, которые начали дико кудахтать. Мне нравилась атмосфера, царившая в поселке, — точь-в-точь как в индийской деревне во время заката солнца — все казалось родным и знакомым.

Хижина Берна (а у него была собственная хижина) стояла на самом краю селения. Она была построена по бирманскому образцу, на сваях, а стены сплетены из бамбука. Мы, однако, расположились в шезлонгах на свежем воздухе. Около нас поставили низенький бирманский столик. Вскоре появился слуга, а следом за ним Тобо (по-бирмански «хозяин джунглей») — ласковая дворняжка, расположившаяся у ног Берна.

В Порт-Блэре я был страшно занят, и поэтому покой в Тируре действовал благотворно.

Вечер приходит на Андаманы постепенно, сначала в золотом мареве заходит солнце, потом наступают робкие, тихие сумерки, которые сменяются бархатной темнотой ночи. Из-за соседних кустов доносится мелодичное стрекотание насекомых. Но жара пока еще не спадает, так как в долину не проникает морской бриз. Я стал постепенно снимать одну вещь за другой, пока не остался в одних шортах. Но теперь на меня набросились полчища каких-то насекомых.

 — Здесь, кажется, масса москитов, — жалобно проговорил я, не переставая яростно чесаться.

 — Это комары, — поправил Берн. — Как раз в это время они размножаются. Их можно выкурить только дымом.

Он позвал полицейских и приказал им развести огонь. Как только костер задымил, комары исчезли.

В ту ночь я заснул тяжелым, но приятным сном. Бамбуковый пол, на котором мы растянулись, был не менее удобен, чем пружинный матрац. Нас разбудило пение птиц, доносившееся с холмов. Вскоре денщик Берна Алвис принес чайник с горячим чаем.

На следующий день мы должны были посетить форпост, в районе которого видели джарвов, шедших на охоту. Я радовался возможности встречи с ними.

Стояло чудесное солнечное утро. Форпост находился всего в четырех милях, и мы надеялись вернуться к полудню.

Вскоре после завтрака, состоявшего, как обычно, из крутых яиц и чая, мы тронулись в путь. Узкая тропинка вилась по склону крутого холма между высокими деревьями. Когда мы пришли на следующий форпост, расположенный на противоположном склоне холма, я окончательно выдохся. Отсюда открывался изумительный вид на долину. Джунгли начинались сразу же за расчищенным пространством. Деревья оказались такими высокими, что приходилось задирать голову, чтобы увидеть их вершины. Подлесок был очень густым: здесь встречались все разновидности папоротников, мхов и ползучих растений, которые так тесно сплелись между собой, что мы вынуждены были идти гуськом.