— Спасибо! — Аленка приняла цветок и зашагала от нас, гордо вскинув голову.
— Спасибо… — передразнил ее Чика. — А нам спасибо кто, Пушкин скажет? Эй, ты!..
Но Аленка так и не оглянулась. Мы медленно побрели за ней. От волнения у меня горело лицо. Уже вечером, перед сном, я понял причину этого волнения. Там, в степи, с букетом красных и желтых цветов, она мне показалась совсем взрослой и незнакомой. Но такой ее увидел только я. Для друзей она осталась прежней. Что было причиной? Ее распущенные волосы? Разрумянившееся от степного ветра лицо, словно тронутое косметикой? Или у нее глаза так необыкновенно горели? Черт же его знает! Но тогда, я готов в этом поклясться, передо мной стояла совсем взрослая девушка — высокая, тонкая. И когда я увидел ее на Невском, понял, что мне навстречу идет именно та, из степи.
Теперь, выбивая зубами чечетку от озноба, я додумался до того, что и Аленка могла увидеть меня таким, какого встретила тогда в степи — сопливым пацаном, который смотрит на нее растерянно и с обожанием. Я понимал, что это — бред. Нашу встречу в степи Аленка наверняка забыла в тот же день. Но чем больше я себя разубеждал, тем больше утверждался, что — да, Аленка видела во мне лишь того сопляка, а никак не взрослого самостоятельного мужчину, которого надо хотя бы выслушать с уважением.
А еще я подумал, что желание продлить детство — это такая форма трусости. Возможно, наихудшая форма.
Мне было некуда деться от этого города — денег на обратную дорогу у меня не хватало. Я пошел учиться на монтажника-высотника. В принципе, мне было все равно, где учиться, а в это училище тех, кто закончил десятилетку, брали без экзаменов. После училища я несколько лет проработал на стройке, но стройку заморозили.
В начале девяностых мы с приятелями сколотили бригаду мойщиков-высотников и уехали в Москву. Мне нравится новое московское строительство. Я люблю подняться на двадцать пятый, на тридцатый этаж и повиснуть в люльке над городом, который тянется до самого горизонта. Иногда в сумерках, когда работа уже закончена, на меня нападает сентиментальное настроение. Я смотрю на город — с каждой минутой он все глубже погружается в ночь, точно остров на дно морское. Я же поднимаюсь все выше, вот я уже над облаками, где ничего нет, только звезды и кометы, и мне кажется, что с такой высоты, если постараться, можно увидеть и острова, где я когда-то мечтал построить вигвам, и даже китов, весело помахивающих хвостами.
Сашка после армии уехал в Сибирь, в Бодайбо. Работал сначала матросом на «Заре», потом его уволили. Должность матроса считалась блатной, и какой-то начальничек пристроил на это место своего родственника. Сашка стал работать грузчиком в порту. Женился. У него родился сын. Где-то в середине девяностых знаменитый край разом обанкротился, и выехать с Севера на Большую Землю стало невозможно: железной дороги в Бодайбо не было, сюда можно было добраться лишь самолетом. Но цены были такие, что мужики лишь затылок почесывали. Сашка, от отчаянья ли, или от дерзости, вместе с другими семейными приятелями придумал выбираться на Большую Землю на плотах. Они стали сплавляться вниз по течению до городка Мама. Там, уже по Лене, можно было доплыть до Усть-Кута, где была железка, по железке — до Иркутска, от Иркутска — до Степногорска, где до сих пор жили Сашкины родители. О чем думал Сашка, обтесывая бревна для плота? Наверное, строил вполне практические планы — он всегда был самым практичным из нас, Сашка. Но если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Возле Каменного острова, недалеко от поселка Витимский, построенного здесь ссыльными крымскими татарами, Сашкин плот перевернулся. Успели спасти только жену. Сашка с сыном погибли.
Чику все-таки посадили. История опять была какая-то глупая, вроде разбитых окон завучихи Иваницкой, но на этот раз уйти от ответственности уже не удалось. Чика отсидел три года, потом его выпустили. Где-то он сейчас бродит? Неизвестно. Связь с ним я давно потерял.
И только Валька, которого промеж собой мы считали чуть ли не юродивым, идет той дорогой, которую раз и навсегда для себя выбрал. Наверное, все дело в том, что для Вальки главное — идти. Смотреть по сторонам и радоваться увиденному, как тогда, по пути к карьерам. Он окончил музыкальное училище, потом консерваторию, поступил в оркестр. Теперь он колесит со своим оркестром по всему миру, и где только ни был.
Как знать, может быть, когда-нибудь он посетит и далекие острова Тубуаи.
