Острова прошедшего времени - [5]

– Тебя догонял, спросить думал: каникулы скоро... Поедешь со мной на север? Отец к морю возьмет на лето.

Махмут рассмеялся, широко обнажив ровные белоснежные зубы, а глаза его при этом совсем превратились в темные щелочки.

– Чему ты всегда радуешься, Махмут? – спросил у него Зельц.– Вроде и хорошего-то на свете немного.

– Как так? – удивился Махмут.– А ты разве не хороший? Только взгляну на твое лицо и весь день потом радуюсь.

Я знал, что от такого разговора очень недалеко до драки, и сказал, что исчезла Мушка.

Махмут сразу расстроился, весь его восторг как ветром сдуло.

– Собачонку надо найти,– сказал он.

– Как?

Зельц не стал слушать наш разговор и отошел в сторонку к ребятам из девятого класса. Он всегда лип к старшим.

– Совсем ненахальная была собака,– вздохнул Махмут.– Жалко бабушку...

Мы разошлись по своим партам в противоположные концы класса.

На первом уроке учительница русского языка Анастасия Леонидовна говорила что-то о бессоюзном сложноподчиненном предложении. Я вначале краем уха слушал ее, а потом стал думать о том, кем стану, когда вырасту. Я часто об этом думаю. Хочется быть и тем, и этим, а определенного выбора так и не сделал. Математик из меня не получится, это я знаю точно, хоть и имею по математике пять. У нас почти все мечтают стать математиками, программистами, конструкторами космических кораблей. Но, по-моему, только у одного Махмута голова настоящего математика... Я посмотрел в окно и вспомнил о предложении Махмута ехать вместе с ним на север... Надо будет поговорить с отцом. Он вообще-то обещал летом отпустить меня в пионерский лагерь. А что, если отпустит на север...

Но прежде чем говорить с отцом, надо объяснить маме, что север полезен для здоровья.

Когда я обдумывал, как уговорить маму, чтобы она отпустила меня с Махмутом на север, Анастасия Леонидовна, видимо, заметила, что я занят посторонними мыслями, и окликнула меня:

– Комаров, повтори!

Я вскочил и понял, что двойку Анастасия Леонидовна поставит мне не сразу, а сперва долго будет объяснять, почему необходимо внимательно слушать учителя, не отвлекаться посторонними мыслями, не дремать на уроке... Но Славка (вот умница!) быстро подсказал, о чем говорила Анастасия Леонидовна. И я вывернулся.

Следующим был урок Германа Генриховича. Старый, с треснутыми очками на носу, он был самым любимым учителем в школе. Когда он проходил по коридору, худой, сутулый, ребята переставали толкаться и возиться и во все глаза смотрели на него. Мне кажется, что именно из-за него я и стал думать о разных вещах, стал читать книги. Махмут у него в математическом кружке, и я знаю, что Герман Генрихович сделает его настоящим математиком. Махмут уже сейчас читает книги, в которых я не понимаю ничего.

Герман Генрихович, по обыкновению, тихо вошел в класс и не стал никого спрашивать. Отметок по математике в журнале было уже полным-полно. Герман Генрихович открыл закрытое Анастасией Леонидовной окно и сел на подоконник.

– Ну, давайте, спрашивайте...

Весь класс только этого и ждал. Герман Генрихович иногда выкраивал целые уроки специально, чтобы отвечать на наши вопросы. Спрашивать у него можно было обо всем на свете. И вопросов у всех было столько, что он едва успевал отвечать.

Сегодня он отвечал до тех пор, пока ему не задали какой-то совсем уж чудной вопрос: «Чем кошки мурлычат? »

И Герман Генрихович задумался. Он ухмыльнулся, потрогал длинными пальцами очки на носу.

– Ну и ну. Просто непостижимо, как у вас мысль работает. Как вообще такое могло прийти в голову? Не знаю, сможет ли на этот вопрос ответить ваш учитель зоологии. Если не сможет, придется обратиться в Академию наук.

Весь класс развеселился. И тогда я, вспомнив разговор с дядей Альбертом, осторожно поднял руку. Решил: заметит – спрошу.

Герман Генрихович легко соскочил с подоконника, подошел ко мне.

– Ну, что тебя интересует? – Он снял очки и, поворачивая их за Дужку, смотрел на меня какими-то странными глазами. Такие же глаза были и у дяди Альберта, когда он снимал очки.

– Герман Генрихович, скажите, это правда, что все существующие на земле часы показывают разное время?

Все, как по команде, повернули ко мне головы.

– Да. Даже астрономические часы обсерваторий,– ответил Герман Генрихович,– хотя периодически их ход проверяется путем обмена радиосигналами.

– И какая у них точность? – сразу же спросили с разных сторон.

– В тысячную секунды.

Весь класс восторженно загудел.

– Вот это часы!

– Увеличить точность,– продолжал Герман Генрихович,– мешают многие причины. Дело в том, что сама Земля вращается не совсем равномерно, так что истинная продолжительность суток неодинакова. Кроме того, условия отражения радиоволн от ионосферы меняются. Значит, различна и длина их пути от одной станции до другой, а следовательно, и время прохождения сигнала. Точности теперь добиваются с помощью атомных часов, которые перевозят в самолетах из обсерватории в обсерваторию.

Звонок оборвал наш разговор. Герман Генрихович взял журнал и, подбрасывая его на ладони, как испеченную в золе лепешку, ушел в учительскую.

Когда я пришел домой из школы, возле подъезда стояла машина «скорой помощи». Я подумал, что ее вызвала мама, но, войдя в подъезд, на лестнице, ведущей в подвальный этаж, увидел Тоньку. Ей что-то объяснял высокий мужчина в белом халате. Он был чем-то недоволен, раздраженно жестикулировал и недоуменно пожимал плечами.