Остров затонувших кораблей - [29]

Пытался я и индейцев образумить.

Рискнул, пошёл в их земли. Трапперы меня отговаривали, говорили, смерть там ждёт. А что такое смерть? Просто темнота. Чего её бояться? Жизнь бывает во сто раз горьше. Не побоялся я смерти, но и искать её не стал. Оделся по простому, как и охотники, и индейцы одеваются. Простые штаны, кожаная куртка индейской работы… Трапперы не брезговали индейские вещи носить. Мокасины там, куртки, одеяла. Очень хорошие и долговечные вещи, как раз для кочевой жизни.

Оружия не взял. Нож только, и тот для еды или веток нарезать. Пошёл в земли одного из великих племён. Надеялся, что издали убивать не станут, ближе подойдут, посмотреть на ненормального, сунувшегося в одиночку на фронтир.

Так и вышло. Окружили меня конные. Заулюлюкали, томагавками и ружьями трясли. Испугать вздумали. Да зря всё, не боялся я их. И они это почувствовали. Отвели к вождю.

Приняли дружелюбно. И остался я в дикарском таборе. Жил с ними полгода, язык изучал, привычки. Веру. И понял — обычные они люди, со своей правдой живут. Ведь не они первые войну начали. Поначалу незваных гостей по мирному приняли, землями поделились. Да вот ведь «цивилизованный» человек, он тварь такая, что сколько не дай — всё мало будет. И пришлось дикарям защищаться. Проявляя при этом изрядную жестокость, правда. Пытался я обуздать их, да только очень скоро сие занятие бросил. Слушали, кивали, трубку курить давали. Соглашались. А затем так же спокойно отправлялись в набег, вырезая целые общины. И понял я, что не здесь моё место. Дикари живут по заветам дедов-прадедов, и не склонны принимать чужую веру. Покинул я племя. Добром отпустили, снарядили в дорогу.

Так прошёл я всю Америку, от восточного побережья до западного.

Пути-дороги привели меня в Бостон. Большой город. Не собирался я в нём задерживаться. Я в порт шёл. Вдосталь побродил по земле, хотелось море увидеть. Без труда на корабль устроился, люди всегда нужны. И понесло меня по волнам, по другим землям. Ведь моряки, они люди особенные. Склад ума у них другой, другие стремления. Моряк, он всегда в поиске. Где ж мне ещё столько страждущих душ найти, как не в море?

Нашёл предостаточно. Ведь на суше, оно как? Стремится человек к Богу, плачет душа — он в церковь идёт. Я то церковь не признаю. Нет в святошах благости, одна нажива в уме. Но Храм уважаю. А на корабле, где он, храм тот? Месяцами люди без божьей благодати по морям болтаются. И ведь не знают, что Благодать ту можно прямо из себя почерпнуть, без храмов и священников… Вот и учил я, как спокойствие обретать. Иные слышали, другие лишь слушали. Но благодарили все. Тем и жил.

Да только недолго пришлось мне по морям ходить. Настигли нас пираты. Капитан сопротивлялся, вот и посекли борта пушками, днище пробили. Пока на плаву держались, они все товары, всё добро к себе на судно перетянули. А нас отпустили восвояси. Капитана только убили, в назидание.

Понесло нас по волнам, и вернулись бы мы домой, не начнись буря. Стало пробоину водой заливать, подбитую ядром мачту сломало. Упала она, снастями удерживаемая, и корабль наклонила. На беду, именно на пробитый борт. Так черпнули воды, что уж откачивать было бесполезно.

Пошёл корабль на дно. В единственную шлюпку набилось народу столько, что началась свалка. Старые друзья друг на дружку ножи подняли. Те, кто за бортом оказался, стаскивали тех, что в шлюпке. А те, в свою очередь, топили пытавшихся уцепиться в борта. Страшное началось, отплыл я подальше. Благо перед тем, как за борт прыгнуть, я в воду скинул хорошую доску. Из обшивки выдрал, там где ядром фальшборт разбило.

Так бы и мне конец пришёл, не уцепись я за эту доску… Шлюпку то таки перевернули. Справедливость своё востребовала — все, как один, потонули. Меня на волнах едва ли не к небу подкидало. Не привяжись я к доске поясом, не удержался бы. Тело холодной водой сковало, пальцы согнуть не мог, не то, чтоб на плаву держаться…

Он замолк.

— И что дальше? — Спросил я, заинтересованный. Уж больно история его увлекательная была.

— Дальше? Завтра расскажу. Поздно уже, извините. Спать пора.

Мы разошлись по хижинам. У Падре была отдельная хибарка, плетёная из тростника, как все, да только с дверью. В нашей ребята уже храпели вовсю. Не обращая внимания на их сопение, я скоро уснул.

И впервые за длительное время крепко выспался.

Глава 20 Снова в море

Материк был слишком далеко, чтоб пытаться добраться до него на утлых дикарских лодчонках. Малейшее волнение на море обещало перевернуть их. Другое дело наш вельбот.

Мы стали запасаться провизией и водой в дорогу. Вождь выглядел недовольным. Он не хотел расставаться с нами. Флинт целые дни проводил с ним, о чём-то иногда переговариваясь либо знаками, либо при посредничестве Падрэ.

Глядя, как они разговаривают, и как улыбается Флинт, я начинал задумываться. Флинт улыбался редко. В основном в те минуты, когда остальные ужасаются. И улыбка его всегда выглядела плотоядной. Стоило задуматься — можно ли есть вяленое мясо, приготовленное нам в дорогу.

В конце концов вельбот отвалил от берега. Бен Ганн присоединился к нам в последнюю минуту. Да не один, а в обществе дикаря, разряженного по европейской моде. Двадцатилетней давности.