Остров за островом - [18]

Когда мы причалили к берегу, то заметили самую удивительную из всех цапель — челноклюва^{32}. Он совсем не спешил, и мы могли как следует рассмотреть его клюв. Верхняя его часть действительно была похожа на перевернутую (вверх килем) лодку. Челноклюв долго не улетал и предоставил нам возможность понаблюдать за ним. Раньше он не числился среди птиц Барро-Колорадо, и я был горд, что первым занес его в эти списки.

Лестница в звериный рай

Двести восемь крутых цементных ступенек ведут от причала к большой прогалине в девственном лесу Барро-Колорадо. Здесь, на этой прогалине, находится исследовательская станция Вашингтонского Смитсоновского института. В 1909 году во время строительства Панамского канала была запружена река Чагрес, и вода поднялась примерно на тридцать метров. Четыреста квадратных километров леса были затоплены, и многочисленные виды животных Панамского мыса вынуждены были переселиться в более высокие места. Новое образовавшееся озеро, достигающее почти четырех миль в длину, было названо Гатун, а самый большой на нем остров получил имя Барро-Колорадо, что значит «Остров красной глины». Барро-Колорадо сделался своеобразным Ноевым ковчегом для многих межамериканских животных. Первое время им там было тесно, но с помощью безжалостной борьбы видов природа быстро восстановила равновесие.

Американский исследователь термитов и малярийных комаров Джеймс Зетек добился объявления Барро-Колорадо заповедником. С тех пор остров стал излюбленным местом для ученых всего мира. Здесь испытывались действия различных профилактических препаратов, медикаментов, сывороток, а также всевозможные пропитывающие средства. На титульных листах чуть не тысячи научных трудов красуется название «Барро-Колорадо».

Фауна этого заросшего лесом и не имеющего дорог острова площадью в 25 квадратных километров включает 75 видов млекопитающих, 275 видов птиц, несколько тысяч видов насекомых и низших животных. А ботанику пришлось бы держать экзамен по 1800 названиям растений. Непроходимые дебри острова до сих пор скрывают множество тайн.

Каждые сутки мимо Барро-Колорадо проплывает от тридцати до сорока океанских судов. Среди них и роскошные прогулочные яхты, направляющиеся в Южные моря, и суда, идущие в Вест-Индию, Атлантику, Балтийское море. Мало кто из пассажиров, облокотившихся о поручни, догадывается о том, что скрывается под зеленым влажным покровом леса, и понимает, что этот остров стал прибежищем для некоторых самых удивительных, самых красивых или самых неприятных животных на свете.

В свое время «тропический замок», в котором мы поселились, был назван Джеймсом Зетеком ЦМА. Дело в том, что в сентябре 1931 года Зетек пропитал бревна и доски дома цинком, метакислотами и арсеникумом (мышьяком), пытаясь найти средство против термитов. С внутренней стороны двери этого зеленого свайного домика он прикрепил объявление, в котором просил посетителей не применять никаких средств от насекомых. В случае появления термитов или других вредных насекомых следовало немедленно известить этого отважного борца с тропическими мучителями. Дом простоял на сваях 35 лет; он сохранил свой первоначальный уют, в нем две комнатки и четыре окна, затянутых сеткой. Кухня, где поселились тараканы, душ, куда наведываются пауки и лягушки, и уборная с ящерицами и жабами составляли все удобства. В платяном шкафу постоянно горела лампа, чтобы одежда от высокой влажности не покрывалась плесенью.

Церемония отхода ко сну была длительной и требовала тщательной подготовки. Прежде всего каждый вечер мы снимали друг с друга по двадцать-тридцать клещей, и тем не менее утром всегда находили еще несколько штук. В постелях часто бывало полно москитов, сырыми вечерами кишмя кишели термиты. Однако после долгого дня напряженной работы и наблюдений засыпаешь мгновенно, несмотря на шуршание тараканов, писк летучих мышей, непонятные звуки на чердаке и пение цикад за окном. Гармоничные серенады и дисгармоничные хоры вечнозеленого дождевого леса сладко убаюкивают человека.

На рассвете, еще до того как мы поднимались, хитрые пауки-птицеяды^{33}, сытые и удовлетворенные, успевали спрятаться в свои норки. Им было легко ловить добычу при свете нашей горевшей на крыльце лампы. А вот богомолы и при утреннем свете продолжали охоту среди груды мертвых термитов, ночных бабочек и мотыльков. Однажды утром мы даже обнаружили под лампой маленькую, двадцатисантиметровую черную змейку; посередине ее тела было вздутие, свидетельствующее о том, что она проглотила большого жука. Нам тоже посчастливилось найти громадного жука — жука-носорога, которого мы загнали в бутылку. Я подарил его своему другу, коллекционирующему жуков. Насекомое оказалось настолько огромным, что не влезало в ящики, где хранились коллекции, и его пришлось хранить под стеклянным колпаком для сыра.

Интимная жизнь

в бачке для проявителя

Самый известный энтузиаст-биолог на Барро-Колорадо — это доктор Стенли Рэндом. Его жена Пат не испытывала ни малейшего отвращения к их ближайшему хладнокровному соседу Eupemphix postulosus. Не думайте, что это был заблудший грек — так называлась лягушка, над научным жизнеописанием которой Стенли трудился вот уже целый год. Третьему члену докторского семейства, Хью, было полтора года, и он был явно склонен к изучению пресмыкающихся. Казалось, его вполне удовлетворяет общество ядовитых тысяченожек и других жалящих насекомых. Любимым товарищем Хью был поросенок пекари